– Конечно. Вы и к ужину поспели, – говорящий ещё раз надрезал мясо. Он казался стариком в темноте: космы волос, серая борода, сам сутулый; но голос не под стать.

Подошли жители, всего человек двадцать, на вид обычные, одежда в заплатах. В свете костра блеснули ножи, топор, у парочки за спиной ружья. Макс пихнул Мёдова, тот сам видел.

– Ну давай, пока горячее.

Седой сам ловко – в два приёма – делил мясо. Люди рассаживались неподалёку, Макс косился через плечо.

– Сейчас тарелки принесут, а то руки обожжёте и форму запачкаете.

– Ерунда, камуфляж.

Досталось всем, в тени вокруг зачавкали. У костра остался лишь седой.

– Утром уйдём, спасибо.

– Да чего там, я не гоню. Патроны есть? С охотой подмогли бы завтра, здесь оленей стая забрела – выследим.

– Мы не охотники, отец, уйдём с утра.

– Ваша воля, ваша воля... Вкусно?

Мёдов кивнул, облизался.

– Сочный зверь к вам заглянул.

Седой всплеснул руками.

– Обидеть хочешь?! Зверь везде один, а вот готовить уметь нужно.

Улыбнулись, извинились. И вроде перестали чувствовать взгляды на затылках.

– Тут же не одни олени, – заговорил Дима. – А у вас ни забора... Не боязно?

– Ночью в домах спим, не залезут, так огнём пугаем. А кто не боится, тому и забор не помеха... ружья имеются.

Сейчас бы многозначительно глянуть, но местный просто ел оленя. Он охотно рассказал о своей жизни и ничего не спросил о гостях – мудрый человек. Живут здесь выходцы из разных мест, кто заплутал, кто бежал.

– Есть и преступники, не без того, – он поднял палец.

До города ходят, но обычно незачем. Обитают в удовольствие, рыбачат. Многие вскоре прощаются: отдыхают и уходят.

– Не беда, всегда кто-нибудь заместо них остаётся. Отдыхают с полгода – год... и тоже раскланиваются. Только я с семьёй никуда не деваюсь.

– Большая семья-то? – спросил Макс.

– Хорошая, – седой задумался и перевёл тему.

Выходило, что их селение – дом отдыха для нуждающихся.

– Благодать, – потянулся Дима и зевнул.

– Давайте-ка ночёвку покажу, утомились вы.

Легли осторожно, чтобы не разбудить соседей по койкам. Ладные деревянные стены держат тепло, нагретое телами, получилось даже раздеться. За стенами слышен шелест листьев и крики ночных птиц.

– Как под Тулой, – прошептал Макс.

– Где?

Макс не ответил, ему снилась другая ночь в другой палатке, другие люди. Игорь. Когда в лесу ухнул филин, Мёдов поднялся. Тело ломит от усталости, голова не соображает, а сон всё не идёт. Он вышел, прикрыл дверь. Обошёл хижину, вдыхая полной грудью, и наткнулся на седого. Тот молча подвинулся, освобождая место на бревне, гладком, без коры.

– Думал послушать, о чём говорить будете, – он не смотрел на Мёдова, набивал искусно вырезанную трубку. – Да и не сплю я ночами.

– С утра мы уйдём, – в который раз заверил Мёдов.

Седой не ответил, чиркнул спичкой, подул – ноздри щекотнул пряный запах.

– Лепестки местные, названия не знаю, но дурманит... ах! Попробуй.

Не похоже на коноплю. Мёдов задержал дым в лёгких, выдохнул вдвое меньше. Затянулся ещё. И не успел вернуть трубку, шибануло – аж затрясло. Через секунду отпустило.

– Ох...

– Обожди, – местный хитро улыбнулся.

Дурь накрыла с ударом сердца, только теперь мягко, бережно. Шея онемела, но голова почему-то не упала. Мёдов осмотрелся, силуэты не плывут, но тень пульсирует. А в мыслях вдруг пустота как по щелчку. Щёлк, щёлк...

– Эй! – Седой похлопал в ладоши перед носом.

– Да здесь я.

– Говорю же, хороша.

– Дай ещё.

– На.

Время застыло, даже птицы смолкли. Мёдов косился на собеседника, он так и не видел его при свете. Когда разгорается огонёк в трубке, виден острый нос крючком и как будто морщины. Сознание дорисовало образ перьями на голове и краской на щеках. Индеец. Злой вождь племени людоедов. Мёдов не чувствовал тяги к болтовне – чудо-дым уже отпустил – но заговорил.

– Я устал. Это не первый отряд, что я погубил.

– Но ты ведь и спасал?

– И спасал...

– Ты не думай о былом, оно как дым, – седой выдохнул в лицо. – Было – ушло, забудь.

– О чём же думать?

– Ни о чём, послушай историю. Жил да был в степи сурок. С молодости самый зоркий и шустрый в стае, как опасность – он первым свистит и в нору. Вот и пережил отца, братьев и сестёр, завёл семью. А прыти не утратил, чуть что – всегда начеку. И вот раз опоздал со свистом, утащил орёл двух сыновей, а его не достал. Горевал, думал сурок... Сколько времени уже?