Шрифт:
Едва за ней закрылась дверь, Гусаров открыл тетрадь.
ИЗ ДНЕВНИКА АНДРЕЯ БАТУРОВА
…Я стал бояться. Еще после того, когда испытывал новый парашют для выброски тяжелых грузов и попал в переплет: едва выдернул вытяжное кольцо, как почувствовал рывок и меня сразу начало опутывать стропами. Не успел понять, что происходит, как был скручен по рукам и ногам, словно преступник. В ушах нарастал свист воздуха, крутились, как в калейдоскопе, земля и небо. Перехлестнутый стропами купол тянулся за мной колбасой.
Я все видел, чувствовал, понимал, но ничего не мог поделать. На груди висел запасной парашют, а в наколенном кармане комбинезона лежал нож. Я изогнулся, поджал ноги, напряг все силы, прекрасно понимая, что разорвать опутавшие меня жгуты не в силах и десяток, как я, мужчин.
Вокруг все свистело, улюлюкало, хохотало, будто кто-то глумился надо мной.
Говорят, в минуту смертельной опасности человек способен на невозможное и необъяснимое. И я сделал это невозможное и необъяснимое — дотянулся до спасательного ножа.
Потом сидел в классе, медленно приходя в себя и осознавая случившееся. Позвонил телефон.
— Андрюша, поздравляю, — сказала жена ласково, чем немало удивила меня — раньше она никогда не поздравляла. — Зайди в бухгалтерию и не забудь купить своему Пончику (так я называл ее в лучшие годы нашей жизни) подарок. Понял?
Она не спросила, как я себя чувствую, что пережил, ее интересовало одно — деньги: даже в бухгалтерию подруге позвонила!
Я получил триста рублей «испытательских» и пригласил друзей в ресторан. В ту же ночь я ушел из дома…
Веденин, добрая душа, предложил мне отпуск — он понимал, что я пережил, догадывался, что в душе моей поселился страх, — но в то время признаться в трусости было выше моих сил. И я перед сном, чтобы избавиться от кошмаров, напивался. Думал, таким путем избавлюсь от стресса, но стоило мне протрезветь и вспомнить о пережитом, как нервы начинали шалить еще сильнее.
А надо было работать — подошло время испытания «Фортуны». Скоросветов после конфликта с Арефьевым был ко мне особенно благосклонен, и мне не хотелось его подвести.
Настал день испытания.
— Ни пуха ни пера, — пожелал мне Скоросветов и по-отечески положил на плечо руку. — Ждем тебя с победой.
За меня взялись специалисты: подсоединяли к телу датчики, помогали облачиться в снаряжение, проверяли приборы. Я шутил с ними, а на душе скребли кошки. Но и в то утро я еще не считал себя трусом: все испытатели перед самым обыкновенным, даже тренировочным прыжком испытывают волнение, легкую боязнь — так было со мной и ранее, — но то была совсем иная боязнь; эта же леденила душу. Мне не хотелось лететь на испытание «Фортуны», я был на грани отказа; только стыд перед товарищами, перед Ведениным и Скоросветовым удерживал меня. Все считали меня смелым и опытным, а Скоросветов — лучшим из лучших, и опровергнуть их мнение — значит поставить крест на своей карьере.
Я тогда позавидовал Игорю — Веденин предложил ему перейти в конструкторы-инженеры, а он, чудак, отказался. Сидел бы себе в кабинете, карандашиком пописывал. Ни ранних подъемов тебе, ни бессонных ночей, ни опасных ситуаций.
«Фортуна» пугала меня больше, чем первый прыжок с парашютом, первое испытание новой системы. Чем, я и сам не мог понять. Снова вспомнился тот случай, когда я был на волосок от гибели — скрутившие меня стропы, ужасный свист ветра в ушах, вырывающий из груди сердце…
И Ольга приехала совсем некстати. Перед отправкой на полигон мы до полуночи гуляли по городу, потом я остался ночевать у нее в номере, и Ольга заметила, что на душе у меня тревожно:
— Ты чем-то обеспокоен? — спросила участливо.
И ей я не мог признаться.
— С чего ты взяла?
— По глазам вижу.
— У меня ответственное задание. Завтра улечу, а дней через пять вернусь — и в отпуск!
— Значит, мне можно ехать? Пока подыщу там комнату или сниму номер…
— Поезжай.
Чтобы спать спокойно и не напугать своими кошмарами Ольгу, я снова выпил коньяку. Утром капитан Измайлов обнаружил у меня повышенное кровяное давление. Но мы давно нашли с ним общий язык, выпили не одну бутылку, и он понимающе подмигнул мне:
— В профилактории отдохнешь как следует.
Но и в профилактории, пока шла подготовка к эксперименту, я не обрел спокойствия. Нервы окончательно расшалились, и я с нетерпением ждал дня испытания. И вот он наконец настал. Измайлов послушал пульс, измерил кровяное давление, недовольно покрутил головой: