Слышу в голове голос Мэйби: «Наивный, ты считаешь, что у Президента и солдата — одинаковые ВДК? Открою страшную тайну: в обществе, у каждого своя степень свободы».

Надо признать, что степень свободы Фиеста зашкаливает!

С каждой секундой, я знаю о жизни всё меньше и меньше…

Вероятно, это и значит: «взрослеть». Подростки не сомневаются.

Краем глаза я замечаю, что слева от меня сгущается темнота, и, в тот же миг, на спину мягко ложится мужская рука.

Повернув голову, вглядываюсь в окрашенное светом красных огней лицо.

Хищный нос, бескровные губы, зачёсанные назад серые волосы.

Всего лишь неделю назад, я, вероятно, со страху наделал в штаны. Сейчас я не чувствую ничего.

Он молчит. А мне, сказать ему нечего.

Мы просто сидим и глядим на потоки машин, на жёлтые огни небоскрёбов, на звёзды.

В небесах, от горизонта до горизонта, подсвеченные полной луной, сияют серебристые облака.

Рука неожиданно тёплая. Никакого холода, как тогда, в трамвае.

Наконец, он прерывает молчание. Голос шелестит, будто сухая листва:

— Любишь звёзды? Я тоже… Больше, чем что-то другое… Они как девчонки…. Смеются, водят по небу хороводы… Знаешь, Кирилл, не сочти меня сумасшедшим, но иногда, в такие вот ясные ночи, я слышу их песни. Тогда забываешь, что малышки зарыты в земле, а звёзды — шары раскалённого газа… Знаешь, мы ведь похожи — я и девчонки. Мы забираем жизни: они, когда вырастают — у мужчин, я — у них… Но жаждем при этом другого, поэтому ищем — непрестанно, без устали… Впрочем, все ищут только одно…

Слова шуршат, цепляясь одно за другое:

— Да, я люблю звёзды и облака… И наши платаны.

Наши?!

— И трамвай. Этот электрический запах… Будто скользишь сквозь грозу!

От тёплой руки — вниз, по спине катятся волны холода.

— Снова гадаешь, что же нас связывает?

Откуда он…

— Да ничего, Кирилл. В сущности, ничего. Жизнь — не бульварный роман, я — не твой настоящий отец… Пойми, ты не тот вопрос задаёшь. Правильный: «Что у нас общего?»

Я вглядываюсь в пустые глаза. В серое лицо, без тени каких-либо чувств. Лишь кровавые отсветы, время от времени — когда вспыхивают огни.

— Думаешь, я не был соплёй, вроде тебя? Был. Курсантиком, а потом — штурманом военного транспорта. Лётчиком — да не из тех, от которых в восторге прекрасный пол. Впрочем, к женщинам я равнодушен, так что отношения у нас гармоничные… К счастью, случаются чудеса, приходит внезапное осознание своей природы. А у повстанцев — вечная нехватка военных, мечтающих делать карьеру, сбрасывая бомбы на спящих детей. В их рядах слишком много наивных романтиков.

А может… Может он прав, и это — уже во мне. Вошло — там, на Дзете, и затаилось. Затем, уверившись, что осталось необнаруженным — начало прорастать, ширится, развиваться. И годы спустя, в зеркале я увижу это лицо.

Ведь даже сейчас со мной что-то не так! Я не внизу — со всеми людьми, а здесь, наверху, вместе с… Кем?.. Чем?..

— Тебе их ни капли не жаль?

— Жаль? Нет, Кирилл. Ведь я понимаю, что прекрасны они лишь в моей голове, а в действительности — такие же звери, как все… Самые жестокие люди — нормальные, они защищают систему, в которой комфортно, а требует это немалых жертв. Ты замечаешь монстров во мне — не в других, потому что привык к их рыку — для тебя он звучит, точно сладкая музыка… Знаешь, Кирилл, чтобы понять, как отвратительны люди, просто понаблюдай за собой — за мыслями. Мысли других тебе недоступны, но все созданы одним обществом, не считай себя кем-то особенным… — Фиест убирает руку. — Кирилл, люди делятся на две неравные части.

Ну да, это мы уже проходили!

— Что ухмыляешься? Думаешь, расскажу про волков и овец? Нет, Кирилл. Все мы — то овцы, то волки. По ситуации. Ни злодеев нет, ни героев. Я о другом. Понимаешь, Кирилл…

Ветер сметает листья слов в мёртвые кучи фраз:

— Есть ты, и есть все остальные. Вот и всё. Выбирай, на чьей стороне.

С улицы доносится вой сирен. Трагедии случаются даже в раю.

— Мир ведь не чёрно-белый. Мэйби этого не понять, она — ребёнок, гораздо младше тебя…

Сирены стихают. Статус-кво восстановлен.

— Пойми Кирилл, ты — не животное. Ты свободен, свободен предельно. Не ограничен даже целью существования — её определяешь ты сам. Нет преград, нет обстоятельств. Все эти россказни — оправдания слабаков. Сам строй свою жизнь. Не смотри на людей. Не слушай. Не обвиняй. Люди — только лишь люди, покорная масса. Будешь сильным — станут тебе опорой, ошибёшься — растопчут. Не ошибись, не споткнись… Тебе выбирать: стать таким, как отец, или таким, как отец твоей девушки. Думай, благо есть чем — папашка твой позаботился.