Он стучит мне согнутым пальцем по лбу, как Мэйби — тогда, на пляже.

На пляже… Кажется, это было уже в другой жизни.

— Дам ответ на незаданный вопрос. Чип у меня стоит, но другой, не особенно докучливый. Гадес позаботился и обо мне я. Ты ведь не думаешь, что он позволит Маяку копаться у себя в голове? Или — в головах друзей.

И я не выдерживаю:

— Ты не его друг! Если бы существовал такой чип, он бы его мне поставил, а не запускал вирус в Систему!

— Вирус? Какой ещё… А… — он усмехается, — вирус… Ну конечно…

Хлопает меня по плечу.

— Всему своё время Кирилл, всему своё время…

Лезет в карман.

— Держи.

Нож.

— Держи, это твой. Ребята мои отобрали, с которыми ты песни орал. Чтоб не порезался. Какой-то чудной ты был.

Беру нож, нагревшийся от его тёплых рук.

— Да, вот ещё что… Ты поменьше бы слушал девчонок, — он морщится, будто проглотил что-то кислое. — Не для того девчонки на свете, чтобы слушать их трескотню. Взрослый же! Право, смешно… Если уж быть объективным, мужчина здесь только один. И всё же, послушай меня, как мужчина мужчину. У женщин есть два заклинания: «манипуляция» и «иллюзия». Не попадайся на них, а отними, и затем используй. Против них же самих… Пойми, облако — это простая вода, ну а девчонка — мясо и кости, да немного волос… Если тебе что-то нужно — бери!

— Фиест, а как взять любовь?

Темнота начинает колыхаться.

— Так и знал, что ты ничего не поймёшь… Что ж… Если людям больше нечего дать друг другу, настала пора расставаться. Разумеется, от меня ещё будет подарок на совершеннолетие. Quid pro quo — всё по-честному, я не обманщик. Потом получишь подарок и от отца… Прощай…

И Фиест исчезает, так же неслышно, как появился. Тает, как тень, оставляя чувство, что наша встреча мне только привиделась.

Но я знаю — не привиделась, не показалась. Звёздам-девчонкам это тоже прекрасно известно.

Я смотрю на лезвие, на сталь, туманную в свете луны.

Что же он ищет? И что, ищут все люди?

Вспоминаю пустые глаза — будто и нет никого там, внутри.

Как он сказал? «К счастью, случаются чудеса…»

Разве не может случится чудо? Хотя бы разок!

Чтобы атомы, из которых построена мёртвая серая кожа, вдруг обратились в нечто живое — в траву, в жуков, в клёны. Украденные веснушки стали крапинками на спинке божьей коровки. А пустые глаза — забрала себе какая-то рыба: глупым рыбам они — в самый раз.

Но нет! Гадостные божьи коровки растаскивают веснушки девчонок, таких как Облако. А рыбы — воруют у них глаза, пока Фиест наслаждается звёздами и серебристыми облаками.

С другой стороны, ведь их он не видит. Сам признал: вместо звёзд у него хороводы, вместо ветра — пение мертвецов. И сам он, давно уж мертвец.

А мертвеца убить невозможно…

Нож. От него нужно избавится. Ножи у Фиеста, не спят без работы.

Гляжу в небеса, безуспешно стараясь придумать, как сделать так, чтобы на небе не загорались новые звёзды. Чтобы девчонки оставались девчонками.

Кир проснулся без будильника, посреди ночи. Поднялся и вышел на крышу. Проходя мимо Эйприл, бросил на неё быстрый взгляд. Она почувствовала, на миг открыла глаза — и снова зажмурилась, делая вид, что спит.

Стояла насыщенная звуками ночной жизни тишина — степь пищала, выла и ухала. В прозрачном куполе Логова отражались кроваво-красные заградительные огни. Вспыхивали и гасли, вспыхивали и гасли… А в небе сияли серебристые облака.

Кир стоял очень долго, но в голове не было даже единственной мысли. И не было чувств.

Когда тело от холода стало трястись, он вернулся в кровать и пролежал до рассвета.

За завтраком он молчал, а Эйприл не задавала вопросов, лишь изредка бросала на него осторожные быстрые взгляды.

«А ведь, в чём-то он прав, — Кир жевал омлет, не чувствуя вкус. — Нужно поменьше слушать девчонок. Эйприл врёт, а я уши развесил. Теперь ещё и… А пока мы целуемся, разглядывая закат, от Станции ничего не останется… Или она станет настолько чужой и враждебной, что на ней мне не будет места! А в степи я погибну… Да ведь эта хрупкая девочка меня убивает!» — от запоздалого понимания по ногам заструился холод.

Эйприл шмыгнула носом. Кир вздрогнул.

— Извини… — прошептала девчонка. И тут же, шмыгнула снова. Встала, вытерла несуществующие сопли, проведя под носом рукой. Стараясь не встретится взглядом с Кириллом, унесла его пустую тарелку.

«Нет, ей нельзя доверять…»

Спускаться по лестнице было почти невозможно — ступеньки покрылись скользким птичьим помётом. Не желая уступать дорогу и раздражённо воркуя, под ногами бегали голуби. Взлетали они только в последний момент, хлопая крыльями по лицу и раскидывая грязно-белый пух.