Я стою перед тёплой тушей и разглядываю слизняков.

В учебнике биологии встречались рисунки древних козлов — «Vetus capra». Но «старые козлы» выглядели иначе — у них имелась бородка и милые рожки. А мозг был побольше: в процессе мутаций этот вид утратил рассудок.

Мэйби натягивает очки и дыхательную маску.

— Знаешь, Кир, люди не столь уж жестоки. Они пытались создать скот, не ощущающий боль, и пробовали блокировать рецепторы перед забоем! Но оказалось, разумнее спрятать фермы подальше от глаз… Ты первый! Давай, полезай!

Мы придавлены друг к другу так, как никогда не прижмутся самые преданные любовники. Вокруг кровавая тьма — плоть, что менее часа назад жрала, пердела и думала. Или ей так казалось…

По плавучему тоннелю, мы выезжаем за пределы мясной фермы, и я понимаю — картины, что безостановочно вспыхивают перед глазами, будут преследовать меня до конца дней.

Со слухом дела обстоят не лучше. В ушах застряло фырчанье, сопение и чавканье, переходящее в отчаянный визг, заглушаемый звуками электрических пил.

Разве я мог подумать, гуляя под серебряным рукотворным дождём, что в километре от страны нежных цветов и переливистых бабочек, конвейер тащит изрезанные тела в ненасытную пасть упаковщика, а из-под потолка низвергаются кровавые водопады? И мог ли тогда полагать, что спустя пару недель, буду прижиматься к любимой не под тысячей радуг, а внутри мёртвой плоти?

Должен признать, что порой отношения развиваются слишком стремительно…

Чвак! На голову падает слизь.

Жизнь — поразительная штуковина!

Пару часов назад я был твёрдо уверен, что картины увиденного на ферме будут преследовать меня всю жизнь. Сейчас их вытеснили впечатления от лаборатории биотехнологий.

Мы идём по пульсирующей тёплой поверхности мостика, перекинутого над чанами, в которых что-то чавкает и клокочет. Отовсюду свисают покрытые слизью, дёргающиеся в конвульсиях сосульки. Мостик, будто живые сталагмиты, усеивают наросты, покрытые паутиной источающих бурую жижу трещин. В густом полумраке летают флуоресцирующие ядовито-зелёные споры, вспыхивающие в лучах надобных фонарей.

В руке я сжимаю лямки волочащейся по мостику сумки.

Почему мы не взяли рюкзак? Дурацкая спешка!

Сверху доносится шорох. Я дёргаюсь и падаю на «сталагмит». Сумка отлетает в сторону. Руки, прорвав кожуру, погружаются в плоть. Нарост отрывается от поверхности. Катится, подрагивая и оставляя за собой дорожку бурой жидкости.

Но этим дело не заканчивается. Руки проваливаются глубже, и арка лопается.

Повисаю над чанами, вцепившись в разорванное сухожилие. Мэйби ложится на живот и протягивает мне руку. Цепляюсь за скользкие пальцы. Из разорванной арки вылетает питательная смесь — белая, мутная. Артериальная, если судить по толчкам.

Смесь течёт по лицу и рукам. Я соскальзываю и падаю в чан.

Глухой всплеск, будто свалился в желе.

Делаю попытку выбраться.

Не тут-то было! Жидкость оказывается клейкой, как тесто. Не продвинутся ни на шаг. Чем дольше барахтаюсь, тем глубже засасывает.

Мало того, она ещё и горячая. Капли обжигают лицо, мембрана комбинезона не успевает отводить пот. Внутри, в штанах и перчатках, собирается влага. Перед носом лопаются пузыри, выпуская едкие испарения. Если бы не маска, я бы уже задохнулся.

Замираю, сообразив, что дёргаться нет никакого смысла. Липкая масса затягивает всё глубже. С ужасом понимаю, что в чане я не один — кто-то легонько трогает мои ноги, будто щекочет.

Дёргаюсь. Ощущение проходит, но через пару секунд возвращается.

Спину колют ледяные иголки.

Как же здорово, что из-за спешки мы не взяли рюкзак! С ним я был бы на дне! Но и комбинезон тянет вниз: вся поверхность спины — плотный полимер, выделяющий кислород для дыхательной маски.

— Держись, Кир! Не дёргайся, засосёт! — звучит во внутриканальном наушнике голос Мэйби.

Поднимаю глаза и вижу сквозь туман, как она опускается — спрева уцепившись за дёргающийся отросток, а потом — соскользнув по живому пульсирующему склону. Исчезает в коридоре, похожем на глотку с колышущейся в воздушных потоках бахромой порванных розовых плёнок.

— Держись, Кир! Держись!

Она возвращается, притащив обрезок белого сухожилия. Изо всех сил бросает конец.

Он не долетает, а попав в нагретую массу, дёргается, разбрасывая липкие брызги.

Пытаюсь его ухватить.