— Ты прямо поэт! Не человеческий — жучий! Только, всё это — бред, у насекомых нет таких чувств. Они — простейшие автоматы.
— Сам ты — бесчувственный автомат! — Эйприл засопела, склонившись над очередным жуком. — Знаешь, ведь сразу начать сопереживать людям, может и не получится. Особенно, в твоём случае. Лучше начинать с чего попроще — с деревьев, жуков, птиц. А уж потом переходить на людей.
— Мне это не надо.
— Тогда ты проживёшь маленькую, полную страха, жизнь ограниченного человечка. Пылинки, борющейся с огромной враждебной Вселенной. — Девочка бережно посадила жука на травинку и улыбнулась. — А сопереживание сотрёт границы, и ты не будешь одинок. И страх твой пройдёт.
Эйприл взяла мальчишку за руку, и, хохоча, поволокла за собой.
— А про поэта надо подумать… Правда, слова я не очень люблю! Мне нравится музыка! — и она указала на нитки наушников. — Если не выключать, а только менять громкость — как я и делаю, жизнь становится похожей на фильм с закадровой музыкой.
— Чепуха. Только башка разболится.
Чем ближе они подходили к Излучателю, тем больше попадалось жуков. Воздух гудел.
— Смотри, Эйприл! Это же мыши! Такие малюсенькие!
— Нет, лучше ты смотри. Девчонка забежала Кириллу за спину, прижалась и вытянула руку.
— Во-о-он там! Заяц!
Кир посмотрел вдоль руки и увидел серое тельце с огромными ушами. Заяц сорвался с места и юркнул в переплетение труб.
Кир нахмурился.
Башни были едва видны из-за летающей вокруг них мошкары. На насекомых охотились сотни стрижей — в воздухе висел отвратительный визг.
— Мне это не нравится.
— Кир… — Эйприл смотрела укоризненно. — Так ведь нельзя. Ты думаешь лишь о себе! А это глупо, в твоём положении.
Возле Излучателя было затишье. Ни птиц, ни жуков.
Кир облегчённо вздохнул. Обогнул куб и застыл, ошарашенный. Проломив бетон, в том месте, где были кровавые пятерни, пробился цветок — огромный, мальчишке по грудь. Бутон уже успел распустится, внутри торчал конус пестика и усыпанные пыльцой тычинки. Цветок распространял странно знакомый дурманящий аромат.
— Что это за вид? — Кир изумлённо потрогал громадные бело-розовые лепестки.
— Лотос. Самый обычный.
Пальцы обожгло. Мальчишка одёрнул руку.
— Чего это он?! Я же ему ничего не сделал! — Кир вспомнил, на что похож запах цветка: так пахла Эйприл. Он повернулся к девчонке. — Это ты всё устроила!
На коже вздувался наполненный жидкостью волдырь.
— Кир, так нельзя! Делай то, что смерть не сможет забрать. Иначе, будешь несчастен. Жизнь — череда потерь, и ты потеряешь всё. Какой смысл за что-то цепляться? Всё непременно исчезнет!
Эйприл гладила лепестки, её кожу они не обжигали.
— Думаешь, цветку легко создавать нектар, семена? Но он отдаёт самое ценное миру, ни капельки не скупясь. Цветёт, благоухает! Даже у растения есть цели, выходящие за рамки собственного существования. Но, не у тебя. Так почему бы не взять пример с цветка?
— Мне поздно думать о целях.
— А может, самое время — раз ты считаешь, что твоя жизнь подходит к концу? Сделай миру подарок! Позволь новому появится на свет!
— И в твоих лекциях я не нуждаюсь! — Кир сжал кулаки и зашагал назад, в Логово.
— Дело тут не в других, этим ты сделаешь подарок себе! — крикнула девочка вслед.
В этот вечер мальчишка долго не мог заснуть. Нестерпимо пекло обожжённые пальцы, а из головы не шёл странный цветок.
«Что же у него за плоды?» — с ужасом думал Кирилл.
Мне нужна твоя помощь!
Пейзаж, набивший оскомину: слишком ясное небо и чересчур лазурное море, неугомонные ветряки и не в меру вертлявые башни. Парапет, уже ставший привычным, испачканные подошвами электрические шкафы.
Жарко, и мучает жажда…
Сон в степи многое прояснил, но ещё больше запутал…
И ужаснул, ведь я понял: всё не случайно.
Оказалось, что пока я тихонечко жил своей глупенькой жизнью, за мной таскался маньяк с Тьмой в глазах. И об этом прекрасно известно отцу.
«Следуя за Гадесом, как верная псина». Что это значит? И кто она, эта девчонка, сидящая рядом со мной?
«Днём у меня есть Мэйби». Эта его идея пугает больше других.
— Кирилл, я не могу так больше… Это невыносимо!
— У тебя ведь куча опасных друзей, ты сама говорила! И, есть полиция!
Девчонка вздыхает…
Глажу тонкие пальцы… Что ещё я могу?
Мэйби рыдает уже полчаса.
А я сижу, замерев от страха, что она возьмёт, да и вывалит на меня подробности. Мерзкий, но бесплотный туман загустеет и обратится во вполне осязаемое чудовище. Я готов сигануть с крыши, лишь бы отсюда сбежать. Ведь мне страшно не за себя. Я боюсь УЗНАТЬ.
