Как новорожденные младенцы, возлюбите словесное молоко, дабы от него возрасти вам во спасение; ибо вы вкусили, что благ Господь (1 Пет. 2: 2). А если нам вернуть метафору к ее изначальной реальности? Не словесное ли молоко (то есть «субстанция» творения) – все то, что открывается едва пришедшему в мир, и Господь питает его Своим «добром» через глаза, уши, тело, а затем и разум?

Свет мой, ты сегодня молиться меня научи,

на том языке,

на котором

совершается таинство

вашей вечерней беседы —

…женщина, ты, и журчащий ручей,

и младенец, притихший в утробе.

(Виталий Леоненко. «Март. Канун субботы»)

«Восприял некогда Спаситель наш детей на руки Свои, благословляя их пред сонмами народа, а тем показал, что любит Он детство; потому что чисто оно и далеко от всякой скверны. Благословен Вселяющий детей в чертоге Своем!» [53]

Жизнь Самого Иисуса – как не вспомнить об этом? – началась именно с самого радикального «непринятия» детства – истребления Вифлеемских младенцев. Мог ли Он не помнить об этом, не ощущать кровную связь с убиенными детенышами? И не отсюда ли столь твердая категоричность Того, Кто был спасен, уведен в Египет, несом руками Марии: ибо таковых есть Царство Небесное?

«…Вопреки всякой внешней очевидности (дети, заколотые в Вифлееме. – В.З.) признаются Церковью мучениками Христовыми, с Ним и за Него пострадавшими. Здесь указуется наличие этой таинственной связи, соединяющей Христа с человечеством в избранном Его народе. Однако такая связь одним этим случаем не ограничивается и не исчерпывается…» – говорит протоиерей Сергий Булгаков [54] .

Но и за порогом этой очевидной, хотя и часто предаваемой связи Христа с Его народом проступает связь еще более глубокая: Христа, Сына и Слова Божия, со всяким человеком, рождающимся в мире.

«Отнесенность» (любимое слово-намек протопресвитера Александра Шмемана из «Дневников») – свойство начала жизни. Ребенок соотнесен с тем, что вокруг, что он открывает, что дает ему пищу, ласку, тепло. Новорожденный, ищущий грудь (настойчиво, требовательно и «по праву»), – точный образ соотнесенности с миром. Но также и со Христом.

Вчера крестил трехнедельную девочку нашей прихожанки. Вглядываясь в ее личико, в этот искусно выписанный рот, нос, уши, глаза, я понял вновь, что знал всегда: человек рождается в мир как живая икона, выходит из горнила творения с ликом, начертанным кистью Господней. Но как же я не замечал этого раньше? Замечал, конечно, но не решался договорить, не давал себе смелости довериться первому впечатлению, пробежать мысль до конца, соединить с собой.

Когда же Бог, избравший меня от утробы матери моей и призвавший благодатью Своею, благоволил открыть во Мне Сына Своего… (Гал. 1: 15–16) – это апостол говорит о себе, но избрание от утробы матери относится ко всякому приходящему в мир (Ин. 1: 9). Человек избирается в Сыне и ради Сына и призван открыть Его в себе.

То «дитя», которое призвал Иисус, остается невидимой мерой вещей и точкой отсчета нашего существования. И даже евангельским таинством его. К участию в таинстве призван каждый из нас. Прямо оно не зависит от нашей церковности, но по-настоящему мы прикасаемся к нему лишь в Церкви. При этом открывается оно по-разному: по-своему в самом начале, по-своему отрочеству, едва оторвавшемуся от своего начала, по-иному – зрелости, отошедшей от детства на дальнее расстояние и потому способной лучше увидеть его издалека. Л.Н. Толстой писал: «От пятилетнего ребенка до меня только шаг. А от новорожденного до пятилетнего – страшное расстояние. От зародыша до новорожденного – пучина. А от несуществования до зародыша отделяет уже не пучина, а непостижимость» [55] .

Это расстояние пробегает наша интуиция или память, когда начинает искать себя «за гранью прошлых дней», за оградой оставленного нами Царства. Путь к нему прокладывается только верой, иным словом, любовью.

Если не будете как дети… Исполните сию заповедь – войдете в Царство, не исполните – не забывайте каяться и уповайте на милость к ребенку, который еще остается в вас… Каждый ребенок есть та родная и благодатная речь, на которой Бог признается нам в любви. Кто имеет уши слышать, да слышит (Мф. 11: 15 и др.)!.. Евангелие развивает в нас внутренний слух, учит различать ту речь, которая в нас неприметно вкладывается. И учит ей откликаться.

«…На Пасху шел я из главной Монастырской порты в новый Преображенский корпус, и вижу: бежит мне навстречу маленький мальчик, лет четырех, с радостным лицом, – благодать Божия веселит детей. У меня было яйцо, и я отдал это яйцо мальчику. Он обрадовался и побежал к отцу показать свой гостинец. И за эту мелочь я получил от Бога великую радость, и возлюбил я всякое создание Божие, и Дух Божий был слышен в душе» [56] .