И сказал Моисей Богу: вот я приду к сынам Израилевым и скажу им: «Бог отцов ваших послал меня к вам». А они скажут мне: «Как Ему имя?» Что сказать мне им? Бог сказал Моисею: Я есмь Сущий (Ягве). И сказал: так скажи сынам Израилевым: Господь, Бог отцов ваших, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова послал меня к вам… Вот имя Мое навеки, и памятование о Мне из рода в род (Исх. 3:13–15).

Тот, Чье имя есть само бытие, открылся Аврааму, Исааку, Иакову, вошел в их существование, и ты, наследник их и потомок, получаешь жизнь от них – биологически и духовно – слитую с этим именем, соединенную с Тем, Кто сказал: «Я есмь Тот, Кто есмь» [43] . Боги народов (их всегда было много, у каждого племени – свой заколдованный лес или облачный Олимп) – идолы, которым надо было льстить и перед которыми трепетать, – всегда держались, нависали, высились, парили где-то поодаль. Им было мало бесплотности, чтобы явить свою власть, они должны были как-то «отобразиться», отвердеть в куске дерева или камня, сделаться жестким, видимым, стоящим напротив предметом, плакатом, портретом. Бог же отцов не был, Он есть, Его невидимое жилище повсюду, в мироздании, в Аврааме, Исааке, Иакове и в тебе, живущем ныне. Он – в твоем существовании, которое хранит в себе память о Нем из рода в род. Дело здесь не только в длительности времени – «ныне и присно» – но в связи памятования о Боге с жизнью, родом, рождением. Очи Твои видели не только «зародыш мой», но – через него – и те зародыши, которые когда-нибудь произойдут от него, ручеек поколений во всю длину.

Рождаясь, мы входим в реку бытия, исполняя первое из послушаний, возложенных на нас Богом: прикоснуться, причаститься к «тайносмыслу» начала. Осознать его неслучайность, его осмысленность, его заданность. «Мир как таинство» [44] , согласно изваянной формуле отца Александра Шмемана, означает прежде всего бытие сущего, за которым живет сокрытое «Божие есмь». Первое таинство жизни совершается при соединении Слова, через которое «все начало быть», с этой вещностью человеческой плоти как одеянием Его тайны. Из воления, любви, разумения Божия возникает человек, из жизни – мир человека.

О каких послушаниях идет речь? В первом из них – появлении на свет – нет того, что мы привыкли понимать под нашим «я»; в этом начальном акте нашего земного существования мы не участвуем. В нем мы повинуемся Разуму, вложенному в биологическую матрицу внутриутробного развития, соучаствуя пассивно в воле и личном или наследственном грехе родителей. Во гресех роди мя мати моя… (Пс. 50: 7). И все же каждое рождение – отклик на призыв, посылающей нам телесную жизнь из лона Жизни с избытком (Ин. 10: 10). Пройдет время, у нас представится возможность откликнуться этой Жизни, осязать ее сердцем как дело Отца.

Отец Мой доныне делает, и Я делаю (Ин. 5:17). Начинаешь чуть-чуть понимать эти слова, лишь когда задумываешься о происхождении человека. Откровение есть самораскрывающееся начало Бога, Творец продолжает творить мир из Самого Себя, и это глубинное Божие, которое на мирском языке называется любовью, проступает во всяком существе, но всего откровеннее в человеческом детеныше. Рождается человек, и Господь говорит в нем: вот Я (Ис. 52: 6)!

Рождение – это исполнение первого из человеческих призваний. Апостол увещевает нас облечься в нового человека, созданного по Богу (Еф. 4: 24). Речь идет о Христе, о том новом человеке, коим пред-создан, пред-назначен стать каждый из людей. Тот человек уже некогда пребывал в нас, родился вместе с нами, а затем скрылся на время. Обретение веры называют «вторым рождением». Когда мы «обращаемся», обретаем веру, находим Бога, мы рождаемся в того человека, которым некогда были, – да что там! – изначально еще остаемся. Остаемся где-то далеко и давно.

Бессознательное творения, заложенное в человека. Адам, созданный последним из тварей, несет в своей прапамяти всю работу Господню, бывшую до него. Начиная с того до-времени, когда Земля была безвидна и пуста, и Дух Божий носился над водою (Быт. 1: 2). Но и человек, проходя весь путь внутриутробного развития, соприкасается с тем Адамом, принимает на себя образ, запечатленный на нем до грехопадения…

Аще не умрет, не оживет… (1 Кор. 15: 36). Ребенок уходит в подростке, растворяется в зрелости, возвращается вновь в муже в возрасте Христовом (Еф. 4: 13). Несли человек – микрокосм, мир в миниатюре (святитель Василий Великий), то дитя – это зернышко имеющего вновь родиться Христа. Второе рождение, обретение веры – это начало прорастания зернышка. О том же – притча о семени, иное упало при дороге, иное на камень… (Лк. 8: 5–6).

Если слова Иисуса мы воспринимаем как Слово, пришедшее к нам из недр Отчих, являющее нам Отца, предреченное от начала, то воля Его есть благословение малых сих.

Шопенгауэр [45] сказал: «Человек – это длящийся след совокупления» («Homo est coitus aliquamdiu permanens vestigium») [46] . Когда здравый смысл хочет быть как гусар брутальным, он бывает как паяц дурацким. Пусть даже прав гусар, но безумие во Христе ищет во мне слова, чтобы выразить то, что в словах звучит смешно, не ловится ими: Бог помыслил – и возник человек, и тот, неродившийся, еще и не зачатый, сам подзывает и соединяет будущих своих родителей. И они входят в Его помысел, в Его желание.

Мы безумны Христа ради… (1 Кор. 4: 10). То же безумие шепчет мне, что слова человека, едва появившегося на свет, чей разум еще не заглушен родовым, всеобщим «я», перекликается со словами, вложенными в творение, и эта перекличка есть язык Царства Божия, когда будет Бог все во всем… (1 Кор. 15: 28).

Из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу (Пс. 8:2; Мф. 21:16). Буквально и просто: хвала их – дыхание, движение, развитие, жизнь. Существуя, дыша, ребенок приносит хвалу Родившему его. Стать как дети – значит вернуться к этой бессознательной хвале, наполнить ею свою зрелость, бросить в поток ее самого себя.