Только Эля не могла ей больше верить. Доверять не могла.

Она так испугалась за нее. Так переживала, что, когда все закончилось, не смогла простить сестре ее равнодушия по отношению ко всем и ко всему в траурный год.

Может, это окончательно разрушило их взаимопонимание. А может, его и не было никогда.

И сейчас Соня снова похудела, почернела. Но работает. И пытается улыбаться. Пытается жить дальше.

Максима вот к себе подпустила. За сестрой смотрит.

А Эля все равно злится. Бесится. От боли кричит в подушку и пытается взять все, что бушует внутри, под контроль. Только не получается.

И стена непонимания и обид между ними растет.

Эле было стыдно.

Жгучий стыд щеки опалял, заставлял краснеть и хорошо, что она дома одна, папа уехал по делам. И Эля могла кричать в голос. Негодовать в полной мере.

Она не должна была кричать на Соню. И уж тем более, не должна была бить сестру по лицу.

Тот ее взгляд. Полный обиды и непонимания, горький какой-то, обессиленный, Эля запомнила. Он ей снился. И становилось страшно, что эту ошибку ей не простит никто. Ни Соня, ни Максим, который стал свидетелем той сцены.

Надо позвонить сестре. Извиниться. Попросить о встрече и рассказать все, как есть. Про злость. Про ненависть. Про обиду.

Выговориться. И, возможно, появится шанс на искупление своей вины перед родными.

Они ведь о ней заботятся. А кто позаботится о них, кроме нее?

Никто. Только они друг у друга остались.

Хватит ей себя жалеть. Быть слабой. Хватит.

Но к телефону она так и не потянулась.

Направилась к выходу из дома. Лучше она просто к сестре приедет и все расскажет.

Не нужно этих предварительных звонков и прелюдий.

И так наворотила уже, зачем сестру лишний раз нервировать?

***

Возможно, это неправильно. Слишком радикальный метод, но другого выхода он не видел.

Его девочку, его куколку надо встряхнуть. Хорошенько. Так, чтоб раз и навсегда запомнила. Поняла. И перестала чудить и рисковать своей головой.

У него нет другого шанса. Другого варианта тоже.

— Ты уверен?

Закадычный друг и соучастник во всех его делах еще со школьной скамьи, давно и безнадежно женатый, повернулся с переднего сиденья и посмотрел на него внимательно.

— Не уверен, но выхода другого нет.

Ванька хмыкнул.

— Тебя точно в детстве головой вниз роняли.

— Ваня…

— Я молчу, молчу. Но если ее родня тревогу забьет, нас с тобой посадят. И тюрьма, по сравнению с гневом Ленки, это ничто, сечешь?!

— Нормально все, а если даже…, ну потаскает тебе Ленка передачки в СИЗО, подумаешь, она у тебя романтичная натура, жена декабриста и все такое.

— Ага, она жена дебила, а не декабриста…

Но мысль закончить не успел, появилась его куколка. Без тонны косметики, в пуховике и шапке с помпоном, только на ногах не сапоги, а кроссовки и джинсы с подворотами.

Они с Ванькой замолчали, просто наблюдали.

— Ты совсем рехнулся, но я, брат, уже привык. Но ты точно уверен?

— Уверен!

Она была такой…милой. Красивой и милой. Молоденькая девчонка, которая с упорством танка гробит по ночам свою жизнь, нарываясь на неприятности. Нарвалась. Теперь нужно только не перегнуть палку и все.

Эльвира шла бодрой походкой к автобусной остановке за территорией поселка, а они за ней ехали медленно, и девочка даже не подумала обернуться и посмотреть назад. И ладно, ему это сейчас на руку, а потом он ее всему научит.

***

Когда вышла на улицу в морозный день, поняла, что стало легче. Она решение приняла и ей задышалось. Просто задышалось.

И мороз этот. Снег. Солнце яркое.

Но какое-то ощущение тревоги не отпускало. Ей все казалось, что за ней кто-то следит, наблюдает. Но она шла спокойно. И только сама с себя смеялась.

Кому она нужна то? Кроме сестры и отца?

У нее даже парня нет.

Был один, но, ничем хорошим для нее это не кончилось. История банальная.

Красавчик курса и она. Пара недель ухаживаний, сладких речей и признаний, а потом просто переспали.

Ей было больно. Неприятно. И противно.

А он… на следующий день об этом знал весь курс. Смешки. Открытые злые шутки.

Она это пережила. И как-то больше на романтику ее не тянуло.

Так что, никто за ней следить не может. Уж точно не папа и не сестра, а больше она никому не нужна.

Вдруг послышался резкий визг тормозов. Рядом остановилась черная большая машина и оттуда выскочил мужчина с лыжной маской на лице.