Тонно принялся готовить суп из вяленого мяса, пары сморщенных овощей, что остались в их запасах. Траут устроился рядом с ним, укутанный в шкуры. Порой он касался переносицы, забывая, что его очки были утеряны.

Калвин сонно отклонилась и смотрела на рисунки на стенах пещеры.

— Кто эти люди, Халасаа? Я еще не видела такие рисунки.

Не знаю. Это рисунки на стенах, как резьба во Дворце паутины.

— Эти мне нравятся больше, — сказала Калвин. — Они выглядят живо.

В дрожащем свете огня фигурки будто топали и кружились под крышей пещеры. По сравнению со сложными украшениями Дворца паутины, эти рисунки были простыми, но тонкие энергичные фигуры были полны жизни, чего не было у резьбы Меритуроса. Пальцы Халасаа гладили и давили на ладонь Калвин в тихом настойчивом ритме, пока она не услышала бой барабанов в такт с биением ее сердца. В пещере было уютно, ее словно укачивал Тремарис. Бесконечная зима не давала ей ощутить тепло земли, увидеть зеленые ростки, услышать шепот всего, что растет… Калвин сидела тут и дремала.

Наконец, снаружи стукнули другие сани, Дэрроу прошел в теплую пещеру. Все с надеждой посмотрели на него, но он покачал головой.

— Горн пропал.

Траут прошептал:

— Простите.

— Ты не виноват. Он использовал чары, ты ничего не мог сделать. Мы выживем без него, — Дэрроу посмотрел в глаза Калвин. — Мне не стоило так с тобой говорить, — тихо сказал он. — Прости.

Калвин кивнула без слов, и Дэрроу выдохнул. Он оглядел пещеру, золотую от света огня, полную запаха горячего и вкусного супа Тонно. Он утомленно улыбнулся.

— Тут и Горн не нужен. Прямо как дома.

Тонно поднял голову.

— Ты как раз успел к ужину. Неси миски, Калвин. Пора поесть.

— Вот, Траут, — Дэрроу вручил ему потрепанные линзы в тонкой оправе. Траут просиял. — Они были поцарапаны, но я починил их.

Тонно разделил суп, и они говорили, пока ели, обсуждали пропажу Горна и побег Килы.

Калвин думала о другом. О каком месте думал Дэрроу, говоря о доме? О Черном дворце Меритуроса, где провел детство, где теперь был лордом? Точно не об острове Равамей, где он прожил меньше половины года, лишь одну зиму с ней и остальными. Может, он думал об уютной каюте «Перокрыла», где узнал настоящую дружбу?

Она ощутила вопросительный взгляд Халасаа.

Я думала, где дом для Дэрроу?

Ответить просто, — Халасаа спокойно ел суп. — Там, где ты, Калвин, там и его дом.

Думаешь? — Калвин взглянула на Дэрроу, но его голова была склонена над миской, он не поднимал взгляда.

СЕМЬ

Время одного яйца

Попав в лагерь Самиса, Кила увидела, что там куда роскошнее, чем у других путников. Его куполообразная палатка была из двойного слоя ткани, спальные шкуры были мягкими и толстыми, он носил огонек в медном котелке. Кила подняла край брезента и посмотрела на странную груду больших серебряных контейнеров странной формы под ним.

За ней зазвучал низкий и сильный голос:

— Ничего не трогай, — Кила отскочила и отпустила брезент.

— Милый, ты никогда не даешь мне свои игрушки! Я уже не ребенок. И я была так хороша, да? Разве я не заслужила маленькую награду? — она накручивала золотую прядь волос на палец, глядя на него. Ее глаза сияли синевой, ее щеки были румяными. — Дай взглянуть на те ящики хоть раз!

Самис был непреклонен. Свет костра трепетал на его лице: высокий лоб с густыми седеющими волосами, глаза с тяжелыми веками, умные и хитрые, крючковатый нос, широкий беспощадный рот. Он был в сером плаще, цвета потускневшего серебра, скрывающего блеск в складках.

— Там ничего интересного для тебя.

Кила вскинула голову.

— Так не честно! Я сделала все, как ты просил. Принесла чертов рог, Горн оленя, или как там они его зовут, я отправила Дэрроу за решетку, заманила их и убедилась, что они заберут девчонку, — Кила надула губы, за это ее выражение лица поклонники во Дворце паутины бились на дуэлях. Но ее взгляд пронзал. — Поверить не могу, что тебя волнует эта мелкая ворчунья. Поющая все песни, как же! Я тебе еще в Геллане сказала, что магии в ней теперь столько же, сколько во мне. И признай, милый, я куда красивее…

рука Самиса, как змея, впилась в ее волосы и потянула. Кила вскрикнула.

Самис оскалился.

— Ты согласилась в Геллане не задавать вопросы, разве нет? Эта хмурая жрица станет Поющей все песни, — он сжал крепче. — Скажи это.

— Она… станет… — выдавила Кила. — Как ты там сказал…

Самис отпустил ее. Пару мгновений звуков не было, только Кила сдавленно всхлипывала под треск огня. А потом Самис сказал скучающим тоном:

— Ты получишь свою награду, как и было обещано, — он повернулся к маленькому Горну, погладил пальцами резьбу на золотой поверхности.