– Ганевича, Гнедича - не все ли равно, ребятки!
– согласился Володя.
– А вон девочка, смотрите - это вещь!

Мы шли мимо кинотеатра. Как раз окончился последний сеанс, и толпа зрителей вывалила из ворот.

И вдруг...

– Подождите, - шепнул я ребятам и, придерживая ремень карабина, бросился в толпу. Не помню, как я догнал ее и схватил за рукав шинели:

– Наташа!

– Да, Наташа. А что?
– Девушка с кубиками в голубых петлицах с любопытством посмотрела на меня и отстранила руку.

Только тут я понял, что это не она. И что вообще все это глупо: хватать солдату, да еще несущему патрульную службу, младшего лейтенанта за рукав, и почему? Потому что издали она оказалась похожей на ту, другую Наташу! Но ведь та Наташа не могла быть здесь. Она на фронте, и не в десантных частях.

Я покраснел:

– Простите, я думал...

Но было уже поздно. Девушка с голубыми петлицами оказалась не одна. Ее сопровождали еще четыре петлицы - капитан и старший лейтенант.

– Из какой части?
– произнес капитан и добавил, почти выкрикнул: - А ну-ка встаньте как положено! Номер части?

Подоспел Саша, с трудом пролез к нам. Нас уже окружала плотная толпа любопытных.

– А еще солдат с повязкой. К девушке пристает, - проговорил кто-то.

– Он патрульный, может!
– добавил женский голос.
– Патруль хоть кого может задержать, если что не так...

Все комментировали события как могли.

Подогреваемые такими разговорами, капитан и старший лейтенант окончательно завелись.

– А ну-ка марш с нами!
– произнес капитан.

– Пошли, пошли, - добавил старший лейтенант и положил мне на плечо свою огромную руку.
– Распустились, молокососы. И откуда только таких понабрали!

– Может, не надо, Боря?
– неуверенно спросила их попутчица.
– Ведь вы...

– Наташенька, - перебил ее капитан, - не вмешивайся.

– Вы не имеете права!
– выскочил вперед Саша.
– Не имеете! Мы патруль...

– Ах и ты еще?
– Старший лейтенант снизу вверх взглянул на длинного Сашу.
– И ты с нами - марш! Защитник нашелся!..

Как мы ни противились, пришлось идти. А то еще хуже будет! Попробуй перед такими доказать свою невиновность! Единственно, на что мы решились, - просить, чтобы нас отвели в комендатуру. Туда, откуда мы вышли в наряд. Но это не помогло.

– А где же Володя?
– спросил я по пути у Саши.

– Сам не могу понять. Был все время рядом. Испугался, удрал?..

Нас доставили в расположение авиационно-десантной бригады, отобрали красноармейские книжки, ремни, обмотки, шнурки от ботинок и проводили на "губу".

"Губа" у десантников, видимо, пустовала. Мы с Сашей оказались одни. Присели на топчаны, покрытые шинельным тряпьем, невесело посмотрели друг на друга. Саша протер запотевшие очки и сказал:

– Чепуха какая-то. А?

– Да, - согласился я, - глупо получилось...

– А ты знаешь, - вдруг неожиданно произнес Саша.
– Я даже завидую им. И понимаю. Ну десантников этих. Ведь сколько перенесли люди, сколько испытали, и вдруг этот город, и какие-то мирные жители, ходящие в кино, и мы... Патруль! Смешно сказать. Правда, смешно?

Саша был философом, любил порассуждать, и в такие минуты я не решался ему перечить.

– Наверно... так...

Он опять снял очки, протер их и наконец, явно некстати, поинтересовался:

– Я все хочу спросить тебя... Ты, ну как это сказать... У тебя есть кто-нибудь?.. Кого ты любишь?

Я молча кивнул головой.

– И очень? Всерьез?

– Очень...

Кажется, я оказался настоящим трепачом. Я рассказывал о Наташе долго и горячо, и получалось так, что она влюблена в меня, страдает и мучается от моей мужской сдержанности в чувствах и вообще жить без меня не может. И пишет мне с фронта часто и нежно...

Саша никогда не спрашивал меня об этом прежде. И я не спрашивал его стеснялся.

Сейчас Саша сам сказал:

– Мне тоже нравилась одна девочка у нас в студии. Но, конечно, она не знала ничего. А потом я узнал, что она с Венькой Холодилиным целовалась. Вот как бывает...

Наутро часовой принес нам по котелку густого костлявого рыбного супа и по куску хлеба.

– Подкрепитесь, хлопчики, - сказал он дружелюбно.
– Набедокурили?

Объясняться с часовым не хотелось, а есть хотелось. И мы принялись хлебать суп прямо из котелков. Ложек нам не дали: или забыли, или просто на "губе" у десантников ложками есть не полагалось. Потом появился вчерашний старший лейтенант и заговорил с нами неожиданно мягко, почти по-отечески: