Пусть холод больше не кусался так зло, но по телу Ратимира прошелся озноб. Ох, догадывался он, где их логово… Ведунья кивнула.

— Княжий терем.

— Как? — опять зарычал Яр, — Не раз я пытался подобраться к столице!

— Я бы мог, но наказом Беригора не смею появляться там до летнего равноденствия, — возразил Ратимир.

— Есть способ, — пообещала Дарина, — но говорить мы о нем будем не посреди снежной поляны, а на северной заставе. И время не терпит!

Яр и смотреть в сторону вражьего поста не желал, но резон в словах ведуньи имелся. Там Ланушке было безопаснее всего.

— И не надейся силой забрать мою жену. Руки отгрызу, — честно предупредил он княжича. Тот в одночасье вспыхнул:

— Смотри, как бы я тебе перед этим зубы не повыбивал!

— Хватит уже! — прокаркала знахарка, обрывая начало ссоры, — Воевать потом будете, а сейчас не до жиру.

И Дарина очертила руками воздух, заставляя снег завихриться белым облаком. Внешне Ратимир остался спокойным, но внутри от удивления и радости тихо екнуло. Осевшая снежная завеса обнажила пусть хлипкие, но еще годные саночки, на которые нелюдь очень осторожно уложил его сестру. А ведунья тем временем укрыла спящую девушку теплой накидкой. Но чудеса на этом не кончились. Выудив из снега еловую шишку, она тихо пошептала над ней и вот уже на сморщенной сухенькой ладошке важно поводит усами упитанная мышь.

— Ко Всемиру она не проберется, шумно там сейчас слишком, а вот Грая предупредит.

Обезображенное лицо нелюдя самую малость разгладилось. В благодарность он склонил голову, но все равно выглядело это так, будто Дарина сделала что-то обыкновенное.

А после, еще раз зыркнув на него желтыми глазищами, оборотень перекинулся в волка и подхватил саночки за перекладину.

— Волк ездовой, кому рассказать — со смеху лопнет, — проворчал Ратимир, пристраиваясь идти рядом с княжной. Зверь обнажил клыки. Но как-то вяло, больше для виду. Их неприязнь была взаимна, однако ради сестры, а еще возможности сместить с трона безумца-отца княжич был согласен и потерпеть вынужденное общение.

— Ну, княжич, сам себя ты переплюнул. За девицей шел, а привел такой… довесок! Как же так, а? — спрашивал у него Мирослав, хватаясь то за меч, то за пояс. Не знал его сотник, куда руки деть и как глаза заставить смотреть куда угодно, но не в сторону сидящего рядом с княжной оборотня.

Ратимир с тоской посмотрел на растерянного друга.

— Сам не рад.

— Эх, а ведь в союзниках такого иметь не плохо, — меж тем рассуждал его сотник, — каков его волк, а! Огонь черный! Да и сам силен.

Княжич хмыканья не сдержал. Силен? О, это еще мало сказано. Погибель ходячая, желтоглазая. Сидит вон, по сторонам зыркает. Воины мимо лишний раз пройти опасаются. Даром что нелюдь без оружия и доспехов. В одной одеже легкой. И это в мороз! А ему хоть бы что. Устроился прямо на снегу, а Ланушку в свой плащ укутал по самые бровки. Не княжна, а капуста меховая!

— А что, может и впрямь на нашу сторону переметнется, — совсем понизил голос Мирослав, — с княжны-то вон — глаз не сводит. Любит ее!

Ратимир не выдержал.

— И ты туда же! Иди уже, хоть бы ужином займись!

Лукавые смешинки лучики собрались у серых глаз Мирослава. Но гневить своего господина сотник не стал. Ушел.

— Любит, любит… Как же!

Но сколько бы Ратимир не холил свое чувство неприязни к бывшему тюремщику, сколь часто не напоминал себе, как обошелся нелюдь с его нежной сестрицей, но рассудок твердил одно. Да любит! И еще как. Только слепец не заметил бы, как трепетно и незримо бережет оборотень княжну. Предупреждает, проверяет каждый ее шаг и действие. И что вдвойне горше было знать — не ради его, Ратимира, одобрения старается желтоглазый. Заботой своей перед людьми оборотень не кичился, однако и не стыдился тоже. Ратимир нахмурился, пытаясь вернуть в свое сердце ускользающие гнев и неприязнь. Но выходило скверно.

— Не надоело еще, княжич, дуться, как мышь на крупу? Вижу ведь и сам ты все понимаешь, — хмыкнула за спиной Дарина.

— А тебе то дело до чужих склок? — поморщился Ратимир.

— Как бы ваша склока чем похуже не обернулась. В столицу наведаться, это вам не на пирушку к друзьям закадычным сходить.

Ратимир молчал. Сквозь пламя костра наблюдал, как оборотень лениво поднялся и пошел в сторону навеса, под которым готовили пищу. Не забыв при этом спеленать нахохлившуюся княжну еще крепче. Та сердито поджимала губки, но все же позволяла своему мужу проявлять заботу. И только когда мужчина отошел подальше, с белого личика мигом слетела показная хмурость. Ланушка печально опустила ресницы и вздохнула.

Больше не раздумывая, княжич обогнул костер и направился прямиком к навесу, около которого еще не так давно было очень людно. Остановившись рядом, Ратимир внимательно посмотрел на оборотня. Тот и ухом не повел. Хозяйничал в походном котле, будто рядом никого и не было.

— Ты любишь ее, — неохотно молвил княжич. Мужчина ответил ему коротким, тяжелым взглядом, и продолжил молча выуживать кусочки мяса пожирнее. Что ж, никто и не обещал, что оборотень в ответ брататься полезет.

— Береги мою сестру. Не тебе одному она дорога, — добавил Ратимир и отвернулся, намереваясь уйти прочь, но густой, рычащий голос заставил замереть на месте.