Дядя будет рад, если я уйду из университета.

На место гнева приходит боль. Красивая история любви оказалась пшиком. Наверно, я заплакал бы, если бы был один. Запрещаю себе думать о ней, вспоминать наши с ней выходные на даче, но память — ясная как никогда. Я будто снова ощущаю вкус ее поцелуя — мятный от жвачки и клубничный от остатков помады на губах.

Что же ты наделала, Алька?

Ответы хвостистов мы обсуждаем на следующий день — накануне у каждого из экзаменаторов нашлись другие, более важные дела.

Из семи человек двое сдали почти пустые листки — им мы ставим незачеты единогласно. Еще четверых обсуждаем мирно — из них двоим ставим положительные оценки. А вот по Малининой дело доходит почти до скандала.

— Дмитрий Сергеевич, помилуйте, ну какой же тут «незачет»? — возмущается Дарья Никитична. — У нее очень хорошие ответы. Если бы это был экзамен, а не зачет, я поставила бы если и не пятерку, то твердую четверку.

Я почти спокойно указываю на те небольшие неточности, что в ответе всё-таки есть. Делаю из мухи слона.

— А я согласен с Дарьей Никитичной, — вставляет свое слово доцент Кузнецов. — Сегодня это — лучший ответ из всех. Если мы поставим двойку ей, то это же придется сделать и с остальными.

— Послушайте, коллеги, давайте не будем либеральничать! Малинина — прогульщица и весьма безответственная студентка. Не удивлюсь, если ее хороший ответ объясняется умелым использованием шпаргалки.

— Дмитрий Сергеевич, но мы же не уличили ее в списывании, — вполне логично возражает Дарья Никитична. — И не забывайте — это выпускной курс! Давайте не будем лишать девочку возможности получить диплом.

Для меня это — вопрос принципиальный. И дело не только в моих обманутых чувствах. Мне просто хочется, чтобы эта такая юная, но уже такая расчетливая девочка поняла — отнюдь не все проблемы можно решить, запрыгнув к кому-то в постель. Может, это пойдет ей на пользу. Может, даже пригодится ей больше, чем какой-то диплом.

— Она сможет восстановиться в университете на следующий год, — я слегка повышаю голос.

— Дмитрий Сергеевич, — осторожно спрашивает Дарья Никитична, — у вас с ней что-то личное?

Смущаемся мы с ней одновременно. Она сразу же начинает оправдываться:

— Я не имею ввиду ничего такого… Но, знаете, бывает, студент грубит на лекции или пишет что-то неприятное в социальных сетях.

Кузнецов прерывает эту двусмысленную беседу вполне конкретным предложением:

— Выносим вопрос на голосование. Вы, Дмитрий Сергеевич, в меньшинстве.

У меня уже нет желания спорить. Пусть будет так. В конце концов, девочка так старалась. Заработала. Пусть учится, раз совесть позволяет.

В деканате меня встречает секретарша Ниночка с каменным лицом.

— Дмитрий Сергеевич, ну нельзя же так!

— Что нельзя?

Она громко укоризненно вздыхает:

— Двойки ставить направо и налево. Вы же не бревна оцениваете — людей. А у каждого из них — свои проблемы. Ну, ладно, я понимаю, когда студент — дурак. Такому, может, диплом выдавать и не стоит. Но Малинина!

Я, наконец, понимаю, к чему она ведет.

— Ах, вот оно что! Это она вас похлопотать просила?

Ниночка обижается:

— Да с чего вы взяли? Я ее просто вчера встретила в коридоре — бледную, заплаканную. А она, между прочим, до этого повышенную стипендию получала — как отличница.

Честно признаться, для меня это — новость. Но тем более непонятным становится ее поведение. Не Ниночкино, конечно, — Алькино. Нельзя же так себя не уважать.

Хотя, возможно, синдром отличницы как раз и сыграл свою роль. При первой же плохой оценке занервничала, запаниковала. Готова была пойти на что угодно, только бы не вылететь из универа.

Я усмехаюсь:

— Если вы так о каждом студенте радеть будете, никаких нервов не хватит.

Она надувает губы:

— Я не о каждом.

Продолжать разговор на эту тему я не хочу. Тем более, что и повода нет.

— Да не волнуйтесь вы так, Нина. Сдала зачет ваша Малинина.

Ниночка взвизгивает и едва не бросается мне на шею. Этого только не хватало.

— Дмитрий Сергеевич, а можно я ей позвоню? — она хватается за телефон. — Она, наверно, еще не знает. Она, бедняжка, вчера была уверена, что не сдала.