— Ни кому не нужна ты. Родители и те отвернулись. Как жить будешь? Где? Кому нужна ты, несчастная?

— Мне нужна!

Макар стоял в дверях. Огромный, красивый. От него волнами исходила Сила, казалось дышать, стало трудно в молельни. Чёрные кудри буйной копной закрывали его лицо. А сквозь них горели глаза, прожигая всех своей неистовой Силой.

Староста и Беляна молча смотрели на него, как на видение какое. А он не смотрел ни на кого, да и не видел он никого кроме неё, кроме Беляны.

Мгновения хватило чтобы увидел он и глаза её серые печальные, и ссадины на лице, и припухший нос, и обкусанные губы. Всё увидел, всё приметил, всё понял. И так худо стало. Впервые, захотелось по-настоящему владеть Силой. Разнести здесь всё, за слезы её, за печаль.

Макар молча подошёл к ней.

— Остановись, Макар! — как-то устало сказал староста. — Не развестись Беляне с Мирославом. Не будет она женой тебе перед Богом. Во грехе жить будете?

Потом посмотрел на Беляну и добавил:

— Страшное творишь, баба. Али забыла что в писании сказано? Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, потому что муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви, и Он же Спаситель тела. Но как Церковь повинуется Христу, так и жены своим мужьям во всем.

— Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее, любящий свою жену любит самого себя, — тихо вторил ему Макар, потом взял Беляну за руку и вывел из молельного дома.

Никто не остановил, никто слова не сказал.

До дома отцова тоже шли молча. Она крепко держала его руку, шла уверенно, не обращая внимания ни на шёпот за спиной, ни на осуждающие взгляды. Многие переходили на другую сторону, точно как от болезных шарахались.

Когда на двор зашли, Беляна к калитке прислонилась, руками лицо закрыла:

— Господи, тошно-то как.

Макар медленно руки отвёл, по ссадинам пальцами прошёл.

— Макар. Мне сказать тебе много надо.

— Ты когда спала последний раз? — тихо спросил он.

Беляна грустно улыбнулась:

— Давно спала. Сильно видно, да?

Макар тоже улыбнулся и кивнул ей.

Они стояли и смотрели друг на друга. Молча. Не прикасаясь.

Было странное чувство покоя.

Как долгая, затяжная хвороба покинула тело. Вышла из него и вот оно задышало, расслабилось.

Как он жил без неё? Мягкая точно пух. Нежная и такая желанная.

Макару хотелось снять с неё шашмуру с платком. Распустить её волосы, чтобы снова увидеть туман над её головой.

Любовь. И взаправду, мелкое это слово, не выразит оно все, что чувствуешь.

В дом её отвёл. Отец кружку подал:

— На, Белянушка, пей. Дремуха это. Успокоит и усыпит с хорошим сном. Олеля у Забавы, приглядит, не волнуйся. Бог с тобой, родная, отдыхай.

38

На двор вышли. Сели на крыльцо и отец тихо заговорил:

— Пришёл я с утра, печь протомить, в дом твой, где с Беляной жили. А из трубы мыльни дым валит. Хотел было войти, а тут Забава выскакивает. Таз в руках, а там тряпьё кровавое бултыхается. Меня, как поленом по голове огрели. Стою, смотрю на неё во все глаза. Она меня сначала и не заметила. Не ожидала ведать, а как увидела, посерела вся, тоже стоит, смотрит.

У меня в голове только одна мысль, Макар была, спрашиваю: "Неужто, грех на себя взяла, Забава?"

Молчит. Съёжилась вся и глазищами на меня своими чёрными сверкает, точно зверёныш загнанный.

А я не отстаю: "Неужто намеренно дитё скинула?"

Говорю это, а сам не верю, что девка моя, от чада своего избавляться будет. Но только другого-то ничего на ум и не приходит.

А она молчит, точно немтырь какой.

"Забава! Если помощь нужна, только скажи. Я за сёстрами схожу. Только не молчи. Слышишь"

Уже и грешная мысль родилась, помочь ей скрыть-то это. Ежели узнают беда страшная будет.

Потом слышу в мыльне возится кто-то.

Забава подобралась вся, дверь в мыльню собой закрыла: «Не заходите. Беляна там»

Я даже рот не успел открыть, а она тихо зачастила.

«Ночью стук в окно. Деян, сами знаете, не дома сейчас, я испугалась сначала-то. Лежу, думаю, показалось. Опять стук и тишина. Я выглянула и обомлела вся. Олеля стоит. Я на крыльцо выскочила, а она в рубашечки ночной и дрожит вся, точно рябь на воде. Сказать, что-то пытается, да только вздохи судорожные из неё выходят. В дом её завела, водой отпоила. Она в меня вцепилась и говорит: «Тятя мамку убил».