– Как я себя чувствую?! Дешевой шлюхой я себя чувствую, вот как!

– Айн, ты чего? – Вильдерин ошарашено посмотрел в искаженное гневом лицо Аданэя.

"Правда, чего это я? – подумал тот. – В чем Вильдерин-то виноват? Он – раб с детства, как ему понять мою злость?"

Вильдерин, заметив, что Айн умолк на полуслове, попытался его успокоить:

– Айн, у тебя, может, от вина голова болит? Попей воды.

– У меня не болит голова, – сквозь зубы отозвался он. – И вода мне не поможет.

– Не понимаю, чего ты злишься?

– Откуда тебе, – невесело усмехнулся Аданэй.

– Ну, так объясни.

– До тебя все равно не дойдет. Но я попробую. Видишь ли, Вильдерин, я не привык, чтобы меня отдавали развратной девке, словно я какая-то вещь! Это было так же унизительно, как в публичном доме!

– Ты был в публичном доме? – удивился юноша.

– Замолчи! – огрызнулся Аданэй. – Вообще не спрашивай! Да и не о том речь.

– Ну, хорошо. Можешь не рассказывать. Но я действительно не понимаю, что тебя задело. Рэме не просто рабыня. Она – помощница царицы, хранительница ее секретов. И кстати, с ней лучше не ссориться. Даже я этого избегаю. А ты вчера повел себя не очень-то вежливо. Мне пришлось за тебя извиняться.

– Какая жалость! Но наверняка ты нашел, чем оправдать неотесанного дикаря, верно?

Юноша опустил взгляд, и Аданэй понял, что предположение оказалось верным. Однако скоро Вильдерин пришел в себя и сказал:

– Сдается мне, эта ночь с Рэме – не последняя. Я не знаю, кем ты был раньше, Айн, но сейчас ты – раб. Тебе нужно привыкнуть к этому.

– Как это не знаешь? – с подозрением протянул Аданэй. – Ведь я говорил.

Вильдерин грустно улыбнулся:

– Обидно, что ты мне не доверяешь, хотя можешь смело рассчитывать на мое молчание. Но это твое дело. В любом случае, я не слепой. Я вижу – ты солгал, что всю жизнь провел в рабстве.

Теперь пришла очередь Аданэя отводить взгляд:

– И кто еще это заметил? – тихо спросил он.

– Пока только я. До вчерашней ночи ты неплохо притворялся. Но я так часто тебя вижу, что обратил внимание на некоторые мелочи. Я даже думаю, что ты был не только свободным, но и знатным. И наверняка сам владел рабами. Тем удивительнее, что ты по-дружески относишься ко мне.

– Это потому, что ты хороший друг, Вильдерин, и хороший человек. Извини, что я на тебя набросился. Просто, кажется, я никогда не привыкну к своему новому положению.

– Тебе придется, Айн. Все привыкают рано или поздно. Тем более все не так плохо. Царица любит Рэме, а Рэме ты нравишься. Значит, сейчас на тебя посыплется благоденствие.

– Меня это не утешает…

Вильдерин ответил ему взглядом, в котором сочувствие мешалось с непониманием.

Гл. 18. Шанс последний – побег шаманскою тропою

Шейра сидела на кровати – кажется, именно так называли шакалы покрытое тканью ложе, – и смотрела в окно, сквозь решетку которого безжалостно сияло степное солнце.

Овощи и мясо, что ей принесли, так и остались нетронутыми: айсадка ела совсем мало, только чтобы не умереть с голоду, ибо именно такой смерти боялась сильнее всего. Страх этот остался у нее с детства, когда два года подряд выдалась засуха, в лесах перевелась дичь, а река превратилась в мутный ручей.

Сейчас, глядя на рассеченное решеткой небо, Шейра размышляла. Благо, все о ней как будто забыли, никто не отвлекал, не задавал назойливых вопросов. Шакалы-охранники молча приносили еду и воду, и также без слов уходили.

Шейра пыталась придумать, как избежать ожидающей ее участи и не выдать при этом таинство пророчества. Ведь не могли же духи совсем отвернуться от своей дочери! Да, она поддалась недостойным сомнениям, но все-таки повела войско в битву, не отступила, не предала свой народ. И теперь айсадка надеялась, что духи помогут ей, укажут, откроют Тропу шаманов. О, только бы у нее хватило сил по ней проследовать! Ведь ее никто этому не учил.

Девушка часто слышала рассказы о шаманах, которые по собственному желанию уходили из жизни, отправляя свой дух в мир теней. И решила попытаться сделать так же. Конечно, пройти дорогой мудрых непросто. Но, кто знает, быть может, отчаяние придаст ей сил?

Девушка знала – закрывать глаза нельзя, тогда она погрузится лишь в обычный сон. А это ни к чему. Ей нужен мир теней, не мир грез. Шейра понятия не имела, как в него попасть, но рассчитывала, что ей помогут собственные инстинкты и память крови.

Уставившись в пустоту, айсадка отрешилась от мыслей, оставив в мозгу лишь одно стремление: умереть. Сделать это оказалось сложно, но спустя несколько часов бесплодных попыток, ей удалось. Взгляд заволокло мглой, в которой исчезли окружающие предметы. Но этого Шейра уже не замечала: сознание растаяло вместе с ними.