Таким образом, мусульмане никогда не считали, что наличие в Коране иносказания, аллюзии и метафоры неразрывно связано с символизмом, мифологическим сознанием и вымышленными аллегориями. Ни один айат они не рассматривали исключительно с точки зрения его этического влияния без гносеологической опоры [57] .

Комментируя слова о том, что Аллах беседовал с пророками [58] , ‘Аллама Табатабаи отвергает аллегоризацию означаемых священных текстов. Так, он пишет: «Айаты Корана, а также слова пророков прошлого явственно свидетельствуют о том, что, вне всякого сомнения, в своих высказываниях они не подразумевали никакого иносказания. Если будет уместно истолковать их слова в символико-аллегорическом смысле, то в этом случае все божественные истины и вероучительные положения, о которых они рассказали людям, можно перенести на чисто материальные значения, отрицающие всякую метафизику» [59] .

Комментируя «айат о ростовщичестве», изложенный в форме пословицы («Те, кто берет лихву [букв. поедают рост], восстанут [из могил] только такими же, как восстанет тот, кого шайтан повергает своим прикосновением» [60] ), ‘Ал-лама цитирует тех, кто утверждает, что «это уподобление относится к разряду уступок традиционной культуре арабов в части ошибочных верований. Так, они полагали, что сумасшедшие были одержимы джиннами. Подобного рода высказывания, будучи очевидной аллегорией, не вызывают никаких сомнений, поскольку в них отсутствует какое-либо предписание и в них не наблюдается связи с действительностью. Смысл этой притчи заключается в том, что ростовщики подобны безумцам, которыми овладел шайтан, лишив их контроля над собой. Однако то, что эти джинны на самом деле опираются на прикосновение шайтана, невозможно, поскольку Аллах в силу своей справедливости не позволит шайтану овладеть умами своих рабов, особенно верующих».

Критикуя подобную точку зрения, ‘Аллама пишет: «Аллах Пречист от того, чтобы утверждать свои речения на бессмыслице, если только не желает опровергнуть ее. Характеризуя Коран, Аллах сказал: “Воистину, это – Писание великое! Не подступает к нему ложь ни спереди, ни сзади” [61] . И еще сказал: “Воистину, это – слово разделяющее, и это – не шутка!” [62] ».

Муртаза Мутаххари пишет: «Коран не похож на иные религиозные писания, в которых затрагивается целая цепочка таинственных вопросов о Боге, творении и бытии… Напротив, Коран излагает основы вероучения и рассуждения, необходимые человеку, а также основы нравственного воспитания, социального и семейного укладов» [63] .

Как правило, между сказанием и романом проводят такие различия, которые, во-первых, не слишком точны, а во-вторых, до некоторой степени номинальны и зависят от личного вкуса. В популярном определении утверждается, что сказание лишено твердого сюжета и главным образом опирается на причинно-следственные связи. Роман же, как считается, напротив, обладает четким сюжетом. Ввиду того, что в действительности это различие в известных сказаниях не носит всеобъемлющего характера (в соответствии с современным определением сказания и романа), мы исходим из отсутствия разделения этих двух жанров. Даже если между ними и существуют некие тонкие различия, они нисколько не повлияют на тот аспект, в котором мы рассматриваем коранические сказания.

Сказание имеет давнюю историю, уходящую примерно в четвертое тысячелетие до н. э. [64] В качестве определения понятия «сказание» можно привести следующую цитату: «Это фиксированный подбор одного или нескольких персонажей, событий, среды и идей, излагаемый разговорным или повествовательным языком, или обоими одновременно, и формирующийся на базе определенной структуры, состоящей из упорядоченных частей. Между его элементами существует четкая связь, построенная на методе, соответствующем каждому типу связи» [65] .

Автор сказания передает образ, запечатлевшийся в его сознании и в его душе, и делает это так, что этот образ в том же самом виде запечатлевается в душе слушателя [66] .

Кроме того, понятие «сказание» определяют следующим образом: «Сказание представляет собой изложение мысли, пришедшей на ум автору, или фиксацию картины, воздействовавшей на воображение автора, или излияние чувств, обуревающих последнего. Эти мысль, картину или чувства автор стремится передать читателю с помощью речи, дабы слушатель испытал то же впечатление, что и он» [67] .

Обобщая различные определения, можно сказать следующее: «Сказание – это художественное произведение, построенное на базе определенного фундамента и обладающее художественным контекстом, планом и сюжетом. В нем автор воспроизводит свои мысли, чувства и фантазии, навеянные жизнью и окружающим миром в рамках одного или нескольких событий, с участием одного или нескольких персонажей, в определенном месте и времени с помощью описательного или разговорного языка (или их обоих)». Описанный выше художественный процесс преследует конкретную интеллектуальную цель и строится вокруг определенного идейного ядра, когда все составные элементы сказания, объединенные художественным стилем, направлены на изложение и освоение этой интеллектуальной цели [68] .

Говоря о значении слова кисса в Коране, помимо слова касас, необходимо рассмотреть слова хадис, наба’ и масал.

Форма касас происходит от трехбуквенной именной основы первого порядка касаса (асса, йукассу, кассан, касасан) [69] , основными значениями которой являются «резать» и «следовать» [70] . В персидских словарях этой основе усваиваются значения «рассказывать», «посылать за кем-либо» [71] и «отправляться следом» [72] . Понятие «сказание» передается словом кисса потому, что в нем одно слово следует за другим [73] . Сказитель (касс) – тот, кто передает одно сообщение за другим и одно высказывание за другим [74] . Когда Коран говорит: «И сказала она его сестре “Следуй [всюду] за ним”» (ва калат ли ухтихи куссийахи) [75] , – то подразумевается «следуй за ним по пятам» [76] .