— Я просто ничего не ела сегодня…

— Аркаша! — крикнула мама. — Не надо нашатырь! Сделай крепкий чай!

Из спальни послышался звук бьющегося стекла и ойканье папы.

— Я сделаю, — сказал Петя и вышел.

— Почему Петя здесь?

— Он настоял, что должен тебя дождаться, и я разрешила. Постелим ему у Гоши, если что… Ангелина, умоляю, скажи, что у тебя было с этим мужчиной?!

— В каком смысле?.. Ничего.

— Почему ты вернулась в таком виде?

— Я просто… неудачно упала.

Ну, вот, началось! Лучше бы она повалялась ещё немного в обмороке.

Мама схватилась за сердце.

— Ты больше туда не пойдёшь, — тихо, но твёрдо сказал Гоша.

— Куда? — запричитала мама. — Что, вообще, происходит?

— Мам, — забеспокоился Гоша, — ты поди, ляг, давление смеряй. Мы тут сами справимся.

— Иди, мама, — попросила Геля, — со мной уже всё в порядке.

Нина Михайловна, у которой от истории с дочерью подскочило давление, поупиравшись, наказала позвать её, "если что", и пошла пить сердечные капли.

— С ней, видите ли, всё в порядке, а мать скоро загнётся! — прошипел брат. Глаза Гельки тут же наполнились слезами, и он сердито замолчал.

Вошёл Петя с подносом и поставил его на письменный стол, обеспокоенно глянув на плачущую Гельку.

— Ничего, садись, мы с тобой послушаем, а Гешечка нам сейчас всё расскажет, прямо за едой.

От Гошиных слов Ангелину замутило больше, чем от запаха тушёной картошки.

— Гоша! — всхлипнула она протестующе.

— Давай-давай! Я же знаю, когда ты будешь в норме, ты найдёшь, что сочинить, а сейчас — в самый раз! Садись и начинай: только не про лампочки с коробочками, которыми ты мне до сих пор лапшу вешала…

Гелька приподнялась, подождала, пока лица мальчишек перестанут бегать по кругу, и потянулась за чаем.

— Поешь сначала, — предложил Петя: он приволок не только разогретую картошку, но и большой кусок хлеба с маслом, и баночку мёда, и даже солёный огурец.

Ангелина с отвращением помотала головой. Чашка была большой, полной и страшно тяжёлой, она тряслась в руках и норовила выплеснуть горячий чай Гельке на грудь.

— Я их убью! — ещё раз сказал Гоша.

Гелька сделала глоток: Петя положил в чай мёд и не стал класть сахар — получилось вкусно.

— Поесть всё равно придётся, — мягко сказал Петя, и Гелька вдруг поняла, что они от неё не отстанут, что Пете известно всё, что знает или подозревает Гоша, а может быть и больше. Её возвращение тогда… он видел! Или всё-таки нет? Иначе, почему он с ней сегодня на кухне?.. Ангелина откинула голову на спинку кровати и поставила приятно греющую чашку себе на живот.

— Мы ждём, — напомнил Гоша.

Ждите, сейчас, минутку… Она видела разгорающуюся всё ярче в Петиной груди зеленовато-серебристую спираль. Ещё немного… протоки, узлы… аура — яркая и цельная, как переливающийся опал — никогда такой не видела.

Петя ждал, наклонив голову.

— Да, — признался он вдруг, — Гоша мне всё рассказал.

Сработало. Но легче от этого не стало, наоборот, стало стыдно, как будто она исподтишка, предательски влезла ему в душу.

— Прости, — прошептала Ангелина, опуская глаза.

— Бог простит, — её вечно паясничающий брат был необычайно серьёзен. — Мы ждём, что ты нам сейчас всё расскажешь, и не уйдём, пока ты этого не сделаешь.

Гелька протянула брату чашку и упрямо заявила:

— Я не могу вам ничего сказать — это не моя тайна, и я поклялась молчать. Вы и так слишком много знаете.

— Подумай о матери.

— Я думаю! — Гелька стукнула по одеялу и спрятала лицо в ладонях.

— Я пойду, — поднялся вдруг Петя, — уже поздно…

Ангелина отняла руки от лица, с ужасом ловя его взгляд.

— Ты уходишь? — спросил Гоша.

— Да, мне кажется, здесь уже нечего делать. — Сказал, поджав губы, Петя и шагнул к двери.

— Петя, не уходи! Останься! — дрожащим голосом взмолилась Ангелина, цепляясь за стену.

— Тебе лучше полежать, — покачал головой парень и вышел в прихожую.

— Гоша! — Гелька схватила брата за руку. — Он не придёт! Он больше не придёт! Пожалуйста, скажи ему, чтобы не уходил!

— Да? Пожалуйста? А ты нам расскажешь, чего хочет от тебя этот тип?

Ангелина, упав на подушку, вцепилась в неё руками. Она опять задыхалась. Ей хотелось рыдать, но слёз не было. Оставалось лишь бессильно кричать в, прячущую и крики, и слёзы, подушку.

Брат остался с ней до утра и стоически перенёс её агонию отчаяния. Когда рано утром, после забытья, наполненного яркими бессмысленными образами, Ангелина открыла глаза, Гоша спал, уронив голову на руки. Рыжая прядь волос свешивалась в миску с остывшей картошкой.