Мне стало совестно. Искренне. Перед родителями. Перед дедушкой. Перед Пашкой, который даже ни о чем не догадывался. Семен был полностью прав, и я, к сожалению, поняла это только сейчас.

А вот и слезы. Салют! Бонжур! Алоха! Пардон, но соскучится по вам невозможно…

Трясущимися пальцами я коснулась горячей руки Семена, которой он крепко держал меня и, прошептала:

— Прости меня. Пожалуйста, прости.

Его дыхание восстановилось. Черты лица стали мягче. Но, едва ли он успокоился. Голубой океан в его глазах продолжал наливаться лавой.

— Да пошла ты, — бросил он, а потом с отвращением отпустил ворот рубашки. Семен ушел так быстро, словно его присутствие было дурным видением. Быстрее, чем двигался тот чертов поезд. Быстрее, чем колотилось мое сердце.

Я осталась одна. Со своей терзающей совестью и с парочкой вырвавшихся слезинок — мои верные спутники. Однако, не самые желанные.

Упав на колени, я оттягивала ворот в разные стороны. Мне казалось, будто с каждой секундой он сужается на моей шее. Но на самом деле меня душила обида за собственную жизнь. Что с ней стало? После смерти дедушки все пошло наперекосяк. Даже хуже. Казалось, словно я оступилась, перепутала тропу, заблудилась и, вместо протоптанной дороги в Рай, пошагала в абсолютно противоположную сторону, неосознанно приближая себя к чему-то особенно жуткому. И верно, ведь, я — неудачница, а значит, мне в путеводители мог достаться только хитрый черт или же исхудалый клубок.

Мне было всего пятнадцать, а я уже считала себя полным ничтожеством.

— Злата? — послышалось за спиной.

Выпустив последний всхлип, я обернулась.

В нескольких метрах от меня стояла Нинка, она усердно ковыряла заусенцы на пальцах и выглядела, мягко говоря, растерянно.

— Это я ему все рассказала, — призналась она. Даже на расстоянии я заметила, как затряслись ее пухлые губы. — Сегодня я подслушала разговор Рыбина и Саши. Не нужно было тебя оставлять. Но, Златка, как ты могла?

— «Как ты могла?», — мысленно повторила я, приподнимаясь на ноги. — «Зачем? Зачем, ты это сделала?».

Мой разочарованный взор говорил сам за себя.

— Прости, но меня бы ты не послушала, — продолжала обеляться Нина. — Я переживала. Пойми, это дикий поступок. Дурацкий. Что на тебя нашло? Я поступила правильно, со временем ты осознаешь это. Только Сема мог…

Благородную речь Нины, я прервала слабым поднятием руки.

Хватит. На сегодня, с меня хватит.

Я уходила домой, а точнее, волоклась, чувствуя себя выжатой тряпкой, которой выдраили несколько казарм и равнодушно постелили на пол, вместо обувного коврика. Только ленивый не вытер об меня ноги. Я устала и, поэтому, надорвалась. Еще немного, и я превращусь в жалкий лоскуток… Хватит.

Гркппа ВК: https://vk.com/club167796669

Утром на столе меня ждал хлеб с тонкой масленой прослойкой и стакан топленого молока. Сама же создательница столь чудного завтрака заперлась в своей комнате, всем своим видом демонстрируя к нам свое пренебрежение. Что ж, пусть так. Во всяком случае это довольно оптимальное решение нежели она будет распускать свои гадкие руки.

— Зося, а давай в «Пальчики» поиграем, — предложил Паша, расшатываясь на стуле, как на необузданном мустанге. Он продолжал строить из себя неизлечимо-больного, а соответственно, пропускал школу, чему я чертовски завидовала.

— Что еще за «Пальчики»? — безынтересно спросила я, разжёвывая твердую корку несвежего хлеба.

— Ты что, не знаешь эту игру? Смотри, — Пашка поднял указательный палец вверх, — я задам тебе один вопрос. Сначала он будет легкий. И, скорее всего, ты дашь мне верный ответ. Но, потом, — он выставил средний палец и потряс им перед моим лицом, — последует второй вопрос, более сложный, и вот если ты не ответишь на него, то я сломаю тебе палец, на котором был задан этот вопрос.

Я поперхнулась.

— Чур, я вожу! — воскликнул он.

— Идиотина малолетняя, как тебе такое только в голову пришло?

Ноздри мальца надулись.

— Ну а что тут такого? Васька Рыбин в нее постоянно играет.

Вася Рыбин — как только слышу это имя, то невольно содрогаюсь. Сердце сжимается в комочек, а тело охватывает нервная дрожь. Вася Рыбин — услышав это имя, я мечтаю уменьшиться в размере и незамедлительно укрыться в спасительной норке. Стать микробом и никогда не попадаться ему на глаза. И если в каждом имени есть магия, то его магия — аспидно-черная.

— Это имбецильная игра, имбецил!

— Сама ты имбецилиха вонючая!

— Тухлый слизняк!

— Курва пучеглазая! Ослиха потная! Сало волосатое! Чучело!

— Ах, так? Ну ты сам нарвался! — я состроила хитрое лицо и ехидно пропела: — Это ты, а я кто?

Пашка помрачнел, но не сдался:

— Дура заразная, а я — молодец!

— Это я, а ты кто?

— Эй, Зося, так не честно! Так отвечают только слабаки!

Братец осознал, что задираться дальше — бессмысленно. Он сам научил меня этому приему, и я использовала его против него. Как же это приятно — превосходствовать над глупыми высокомерными мальчишками.