— Кто это сделала? Кто? Это был Рыбин? Признавайся! Это был он?

Кучерявая голова норовила отвалиться.

— Отвянь, бешенная! Не он это! Я с однокашником подрался!

Я отпустила его, но не успокоилась.

— Что произошло?

— Мы на физкультуре были, — хныкал малец. — Васька сказал, что бы быть мужиком, нужно уметь драться. И Жорке так сказал. Вот мы и вцепились. Только вот у Жорки кулак тяжелее и ноги здоровые, а моя, зараза, подвела, — он нагнулся к колену и принялся натирать его. Совсем как дедушка Федор.

— Так значит, все-таки Рыбин, — с уточнением произнесла я и сползла на пол. — Мерзавец. Какой же он мерзавец…

Рыбин сделал ход. Поставил условия. Он нарочно спровоцировал драку между детьми дабы насолить мне. Так сказать: выкурить из собственного убежища. А я наивно предполагала, что все обойдется. Теперь я не могла сидеть дома, не могла прятаться, иначе все это слишком дорого мне аукнется. Пашке угрожала опасность. Рыбин не смотрел под ноги, когда шел к желаемой цели и, поэтому, мог сильно заиграться. Только вот мой брат не должен в этом участвовать.

— Злата, — робко позвал Паша, — а почему тебя Васька шалавой называет?

Его заявление лишило меня дара речи. Что, простите?

— Это потому, что ты в детстве с разными игрушками спала? — предположил он. — Тогда у нас пол класса тоже шалавы?

Мне было пятнадцать, и я не имела вести конструктивную диалоги с младшим поколением. Не умела сглаживать правду, которая в действительности омерзительна. Не умела надевать маски безразличия, а только всем своим видом демонстрировала, как была ошарашена.

Я могла биться об стену, кричать, плакать, проклинать эту жизнь, визжать, кусаться, но не могла оставаться дома. Теперь точно не могла. На этот раз Рыбин попал в самое уязвимое место. Он выиграл только раунд, но борьба продолжается. Я не намерена терпеть его выходки. А если даже их придется терпеть, то это будет только моя ноша. Моя, и ничья больше.

***

После бессонной ночи, я медленно ковыляла в школу, надеясь на спокойный и умеренный день. Что ж, это было полной глупостью, потому что, как только я отошла от дома, за моей спиной появились Рыбин и Саша. Казалось, они ночевали под моими окнами и только ждали, когда я выползу из своей избушки.

К опасности нельзя привыкнуть, но можно приготовиться.

— Знаешь, Сокол, — демонстративно громко говорил Вася, — правило, запрещающее истреблять заразных — ужасно. Ты только посмотри, как они мучаются при жизни.

Игнорируя их издевательский смех, я продолжала вышагивать по дороге, смиренно опустив голову.

Поверить не могу, что попойка на речке обернется для меня таким кошмаром; что перевернет мою жизнь с ног на голову; что лишит самого родного и покажет истинную натуру того, кто когда-то казался родным.

Так всегда. Совершив множеств ошибок и даже заплатив за это самой дорогой монетой, ты все-равно возвращаешься к заглавию, которое гласит: «Это твоя ошибка. Твоя вина». Никто не заставлял меня крутить хвостом перед лицами Соколовых. Никто не заставлял меня отказываться от них. И, никто не заставлял меня отмечать праздник в компании Рыбина. Смерть дедушки не стала точкой в этом беспределе, напротив, это была стартовая лента, которую, оступившись, сорвала только я.

— Как дела? — Поравнялся со мной Рыбин. — Получила мое письмо?

— Ты про тот скверный набор ошибок? Да, получила.

Понятия не имею, почему начала дерзить ему, да и вообще — отвечать. Наверное, лучшая защита — это нападение.

— Мы соскучились, Заразная, — Передо мной выпрыгнул, как никогда веселый Саша. Я не узнала его. Его глаза светились безумием, а на лице играла не менее безумная улыбка. С каждым днем, он все больше походил на Рыбина. Такой же хамоватый и вульгарный.

— Это не взаимное чувство, — буркнула я, чувствуя, как скручиваются внутренности. Мышцы заныли от боли — так сильно я напряглась.

— А мы для тебя сюрприз приготовили. Глянешь? — подпрыгивал Рыбин.

— Да, не сюрприз, а мечта, — подначивал Саша.

— Ты так долго болела, поэтому, нам захотелось сделать тебе приятное.

— Обещаю, ты расплачешься, — хитро улыбнулся Саша.

— От счастья, конечно же, — поправил Рыбин.

— Почему именно я? — этот вопрос давно крутился у меня на языке.

Рыбин состроил обиженное лицо.

— Потому что мы любим тебя, забыла?

Из моего рта вырвался нервозный смех.