— …я, конечно, благодарен тебе за то, что ты узнал о побеге и вовремя сообщил, но сейчас ты испытываешь моё терпение, — Эйгер говорил раздражённо.

— Видел бы ты себя, брат! — ответил с усмешкой Дитамар. — Да на тебе лица не было… уж прости за каламбур. Но ладно, с остальным ты справишься и сам.

— Почему все твои планы строятся либо на махровой лжи, либо на убийствах и пытках?

— А у тебя есть планы получше? Основанные на любви и соблюдении Уаны? Да и какая ещё «махровая ложь»? Приедет Карриган, устроим шикарный приём, как в былые времена, с танцульками и прочим. Нацепишь камзол в отцовых рубинах, спляшешь со своей новой подружкой перед Турами пару томных гарзолей… она улыбается тебе, ты улыбаешься ей, — саркастично говорил Дитамар. — Ах, прости… насчет тебя я погорячился. Карриган оценит твой союз с ведами, и этого будет достаточно для укрепления наших позиций. Все пьяны и счастливы, и всё выглядит, как обычно, а не так будто мы надеваем последнюю смертную рубаху. Ложь — да, но не махровая!

— Танцульки? Приём? Этот дом не знал приёмов уже восемнадцать лет! Как это будет выглядеть? — в голосе Эйгера слышалась горечь. — Пир во время чумы… И ты думаешь, они поверят? Достаточно взглянуть нам в глаза. Я уже не говорю про Кайю!

— У Туров мозгов столько же, сколько у быка на их штандарте! — воскликнул Дитамар, с шумом отодвигая стул. — Конечно, они поверят, если твоя новая подружка, над которой ты безвылазно сох два дня, не будет дрожать перед тобой, как осиновый лист. Она не должна выглядеть драной кошкой, и не должна смотреть на всех так, словно я собираюсь содрать с неё кожу. Блеф — это блеф! Она должна сиять от счастья, как будто она без ума от тебя и всех нас.

— Легко сказать! Или ты предлагаешь заставить её угрозами? — спросил Эйгер с насмешкой.

— Ну на этот счёт ты уж сам решай, как. Напоить её вином или ещё чем покрепче. Короче, её счастливый взгляд — твоя забота, я бы разобрался с ней по-своему. Но раз ты помешался на союзе с Турами и хочешь с ними договориться, то она — твой единственный козырь. А я постою в стороне. Достаточно и того, что я не убил их заносчивого пса, вздумавшего со мной драться и идиота Нэйдара, вообразившего себя лучшим бойцом по эту сторону хребтов, — в голосе Дитамара послышалось плохо скрываемое презрение. — Как видишь, брат, я был гостеприимен и развекал гостей как мог, пока ты предавался печали и беседовал с генеральской дочкой. А ещё я поил их два дня своим лучшим вином и даже подарил бочонок с собой, который они выжрали на первом же привале. Но зато… благодаря этому, ты теперь знаешь, кто такая Рия Миларда и её дочь. Ну и о том, с чего вдруг эти упрямые бычки стали внезапно такими сговорчивыми. Так что за тобой должок, брат. Видишь — не так уж я и бесполезен, как ты видимо думаешь. Хоть ты и обещал посадить меня на цепь, но признай, если бы не мои утренние прогулки по лесу, если бы я в то утро не слушал камни, где была бы сейчас генеральская дочка и твои козыри? И раз все фигуры на местах, я, пожалуй, отправлюсь на охоту, а ты готовься к танцам и пирушке. Увидимся.

Кайя замерла, но Дитамар ушёл в другую дверь, насвистывая на ходу.

— Айра! Где же наша гостья? Ты, надеюсь, позвала её? — раздался следом голос Эйгера.

— Позвала, конечно, сейчас придёт, куда она денется. Я как только сказала, что иначе стол придётся накрыть в её комнате, так она чуть в камень не превратилась и сказала, что мигом будет!

— Иди Айра, я слышу, она уже здесь. Входи, Кайя, не стой за дверью, — крикнул Эйгер.

Откуда он знает, что она здесь? Ах да… камни.

Кайя вошла в зал не слышно, тенью, не глядя на Эйгера.

Он сидел во главе стола, но сегодня камин позади его кресла не горел. Все окна были распахнуты, кроме одного сбоку от него, единственного, задёрнутого тяжёлыми портьерами. День разгорался тёплый и солнечный, и небо сквозь арки виднелось такое синее, какое бывает только осенью.

— Сядь, — бросил Эйгер коротко и повелительно. Впрочем, хозяин замка почти всегда говорил приказами.

Кайя скользнула легко, на носочках, неслышно ступая по тёмному ковру, и присела на самый краешек стула, как птичка, готовая вспорхнуть в любой момент в случае опасности. Только, в отличие от птички, ей теперь некуда было лететь. Выпрямилась, и переплетя пальцы, положила их на колени, словно послушница в Обители.

Тишина повисла над столом. Кайя прятала взгляд, а Эйгер молчал. Налил себе вина, выпил. Тихо звякнули друг об друга хрустальные бокалы.

— Зачем ты это сделала? — наконец, спросил он.

Его голос при этом был размерен и спокоен, но это ничего не значило. Кайя уже научилась определять по интонациям настроение хозяина замка, и улавливать оттенки, зная, что последует дальше. Но сейчас в его спокоствии затаилось что-то непонятное для неё.

— Хотя, впрочем, можешь не отвечать, — произнёс Эйгер всё также неспешно, — думаю, что кроме: «Да, милорд, нет милорд и всё хорошо, милорд», я едва ли услышу что-то новое. Или услышу?..

Что ей ответить? Впрочем, теперь не было смысла врать, можно было совсем не скрывать своих мыслей, ведь худшее случилось. Теперь во лжи нет необходимости, и в чём-то она даже испытала облегчение. Говорить правду не сложно, а вот ложь точно не её конёк.

— …Видимо, не услышу. Ладно. Я вот только в замешательстве, и меня мучают два вопроса. Знаешь каких?..

Он не ждал от неё ответов, он спрашивал и тут же отвечал сам. Кайя скользнула взглядом в его сторону — страшная рука снова была в перчатке. И в этот момент она подумала, а что, если он и под маской прячет такое же лицо? Чёрное, похожее на кожу ящерицы и камень одновременно? И от этой мысли у неё мороз пошёл по коже.

— …Я вот никак не решу, ты умная или глупая, и смелая или трусливая? Или всё сразу? Хотя, признаться, сочетание странное…

Он забросил ногу на ногу и, откинувшись в кресле, продолжил:

— …Неужели ты всерьёз думала, что сможешь пройти хотя бы десяток квардов в сторону перевала? Пешком? По осеннему лесу? Или куда ты вообще направлялась?..

Вопрос повис в воздухе.

— …Тебе придётся отвечать.

Теперь не нужно быть покладистой, незаметной и тихой. Всё равно ведь у неё нет никаких шансов убежать отсюда снова.