– Мне нужна квартира. Не обязательно большая, но приличная, чистая, – поставил он задачу. Иосель закрыл глаза с еще большим блаженством, после чего посмотрел на Княжнина с почти гипнотической уверенностью.

– Ведь пану офицеру, такому молодому и стройному, только в удовольствие будет ежедневная прогулка всего на несколько минут? Зато вы будете с удовольствием жить не посреди этого городского бруда, где вам тесно будет на улице расправить ваши широкие плечи, а станете дышать хорошим воздухом и иметь вечером полный покой! Все как вы хочете! Это здесь ну совсем рядом, только нужно выехать за Вострую Браму, а я побегу перед вами трусцой и даже не успею запыхаться, хоть мне и не девятнадцать лет…

Чувствуя, что его болтовня начинает надоедать офицеру, сделавшему нетерпеливый перелистывающий жест, Иосель не замолчал, а медленно закрыв и открыв свои выпуклые глаза, без запинки продолжил с совершенно новой страницы:

– У хозяина того дома есть чернильница, и в ней будут именно что чернила, а не засохшие мухи. Вы сможете написать сколько захочете писем (а если вам не хватит бумаги, только скажите, и я доставлю вам самую лучшую), а потом я бегом снесу их на почту и они в самой первой эстафете уйдут туда, куда вы изволите их адресовать…

Княжнин вскинул брови. Кажется, он не ошибся, выбрав этого еврея. Все верно, он по-прежнему держит в руке только что прочитанные письма, и Иосель сумел угадать, что потребуется господину.

Совсем как Андрюха, который уже придерживает стремя.

– Поехали, – сказал Княжнин.

Гарновский и Сакович тем временем распоряжались разгрузкой вещей.

– Вам не показалось, пан Сакович, что этот капитан, ваш попутчик, излишне подозрителен? – сказал поручик Гарновский, глядя на золотой перстень пана Константина.

– Вообще-то господин Княжнин не показался мне человеком, пытающимся что-то разнюхать, – ответил Сакович. – Мы довольно много с ним говорили, и у меня создалось впечатление, что ему прежде всего хочется найти оправдание своего пребывания здесь. Как и всех прочих незваных гостей, носящих с ним один мундир.

– Вы называете так союзные российские войска?

– Как и всякий патриот Литвы, мечтающий вернуть Отчизне былые границы и готовый для этого на любые жертвы.

– На самом деле?

– Согласен, слов подобных Отчизна слышала уже много, мало было дела. Но первое я уже сделал: покинул свой дом, чтобы не стать подданным российской хищницы. Готов и к другому делу.

– Вы ведь будете появляться в свете, пан Сакович? Вы должны, ведь у вас такая очаровательная супруга… Значит, у меня будет случай представить вас моему начальнику полковнику Ясинскому, вам будет интересно знакомство с ним, – сказал Гарновский, кажется, немного волнуясь.

Возок Княжнина, въехав в Вильно через Рудницкие ворота, вскоре выехал через Медининкские, чаще называемые Острыми.

Уж на что Москва христианская столица – город сорока сороков церквей, – но здесь, в Вильно, заостренные к небу костелы, неприступные монастыри, церкви под православными крестами, непривычные из-за отсутствия «маковок», были нагромождены так плотно, что жители умудрялись ютиться между ними только благодаря узости улочек. На самом деле: большой костел с высоченной звонницей встретил путников сразу за Рудницкими воротами, костел Святого Казимира рядом с новой квартирой Саковичей оказался еще больше. С другой стороны улицы, на которую, с трудом развернувшись, выехал возок Княжнина, располагался базилианский монастырь, в солидную кряжистую церковь которого униаты Саковичи будут теперь ходить молиться. Проехав мимо монастыря, увидели слева еще костел и большую православную церковь, а впереди, совсем рядом, ворота. Несколько человек, мешая проехать, стояли перед ними на коленях. Иосель объяснил Княжнину, что в часовне над воротами помещена очень почитаемая католиками чудотворная икона. Он велел ехать прямо, а сам сиганул куда-то в сторону: евреям через эти Святые ворота ходить не полагалось.

Сразу за воротами тише не стало, наоборот, где-то справа шумел базар, но уже через сотню саженей городская суета все же отдалилась. Вернувшийся фактор показал, что нужно свернуть вправо. Тут и стоял дом, который Иосель так убедительно предлагал Княжнину, что не оставалось сомнений – у него есть договоренность с домовладельцем о комиссионных. В строении прежде всего выделялись массивные, будто крепостные, ворота, такие высокие, что под арку могли бы въехать два таких возка, как у Княжнина, поставленные один на другой. Сразу вспомнился рассказ одного казака, побывавшего за Тереком, про обычай тамошнего народа ставить высокие ворота, потому как считалось: чем выше ворота, тем краше за ними невеста. Кстати, здесь, в Литве, Княжнин уже заметил нечто подобное: ворота перед фольварком считались атрибутом шляхетства, почти таким же обязательным, как герб. Порой так и стояли ворота сами по себе посреди пустыря, а ни вправо, ни влево от них даже плетня не было.

Здесь же такие высокие ворота означали, что Иосель привел Княжнина не в обычный жилой дом, сдающийся в наем, а скорее в постоялый двор, при котором, к тому же, была устроена небольшая каретная мастерская. Вот и еще один пример того, что никому нельзя верить: какая уж тут тишина, когда в мастерской полно сезонной работы – все меняют зимние полозья на летние колеса. То-то Иосель старался забежать во двор побыстрее, чтобы попросить мастеровых не лупить кувалдой по железу, пока новый постоялец не внесет плату хотя бы за две недели вперед.