— Что этого на самом деле было мало.

Я стою, не в силах даже с места сдвинуться — как и тогда, на пепелище. Костры горят, горят внутри меня. Свет преломляется, душа сминается, как железо, и скрежет бьет по нервам.

Я всего лишь хочу вернуть брата…

— Твой мальчик, — начинает Анга, и я вздрагиваю. — Я знаю больше, чем ты думаешь. Ты же хочешь увидеть его живым?

Я бросаю на нее последний взгляд.

И опускаюсь на колени.

— Ты клянешься, дочь окраин?

— Да. Я клянусь. Тебе… и Гончим.

Она протягивает ко мне меч и острием приподнимает мою голову. Смотрит мне в глаза буквально несколько мгновений. Потом снимает факел со стены, раскаляет клинок в пламени и снова направляет его на меня.

— Куда тебе хочется?

Я думаю несколько секунд. Мое сердце? Нет, оно принадлежит одной лишь мне. Мои руки? На них и так довольно шрамов. Что же тогда? Анга ждет ответа. Я понимаю: это важно. Словно вопрос выбора, которого у меня никогда не было. Почему я могу выбирать лишь место следующей раны?

— На шею, — слышу я свой голос будто бы со стороны. — Сзади. На затылок.

Задерживаю дыхание: сейчас будет очень больно. Но это ничего: Малкольму в сто крат больнее… Раскаленный металл касается моей кожи. Я дергаюсь, но не кричу. Только закусываю губы с такой силой, что во рту появляется кислый привкус. Это длится несколько секунд, но мне кажется, что время растянулось. Я вздрагиваю: вот что имел в виду Малкольм. Вот о чем он говорил.

Последние секунды…

Боль проходит. Остается только жжение. Не могу повернуть голову, а Анга все еще стоит за моей спиной. Пара секунд — она подходит и протягивает мне руку. Но я встаю сама.

— Мечом и светом, Гончая Третьих смут, — приветствует она меня. Переводит взгляд на выход. — Эй, вы! Миретта!

Миретта, вторая неназванная девушка и еще несколько женщин подходят и кланяются своей Королеве. Я стою и чувствую, как дрожь заполняет мое тело. Что я сделала сейчас? Не будет ли мне горько от такого выбора? Я снова ничего не знаю. Но ради Малкольма и Вика я готова принять на себя пламя. Я и так горю внутри. Это — всего лишь след на коже. Как напоминание о том, что я — костер. Руина. Погребальный плач эпохи.

— Пошлите за лучшими лекарями Гончих, — приказывает Анга, не глядя на меня. — Пусть приходят сюда из своих селений.

— Вас много? — спрашиваю я одними губами.

— Больше, чем ты думаешь, — отзывается она. Женщины уходят — так же молча. — Наши селения — там, среди скал. Нас невозможно найти. Мы сами приходим и берем то, что мы хотим.

— Почему Третьи смуты? — снова спрашиваю я. — Ведь я теперь одна из вас. Ты мне расскажешь, Анга Гарсия.

— Не только расскажу. Пойдем со мной.

Она ведет меня в одну из ниш, которая заперта тяжелой дверью. На двери висит массивный замок, и Королева открывает его маленьким, почти незаметным ключом. Она входит первая, я — за ней. Внутри просторно и пусто, взгляд цепляется только за низкий широкий пьедестал из камня, вырубленный прямо в скале.

— Здесь никого нет, — озвучиваю я.

— Они придут, — отзывается Анга спокойно. — Ты только подожди. Они приходят ровно в полдень.

— Кто приходит, Королева? — Я поворачиваюсь к ней.

— Люди Белого воинства.

Мы сидим в тишине: я и Анга. Не знаю, о чем думает она. Я вспоминаю всю историю Лиддеи. Почему же Третьи смуты? Почему не Первые, когда сепаранты спустились с гор и стали зазывать народ подняться с ними, стать свободными, взобраться на вершины скал? И почему не Вторые — начало строительства Зиккурата, который должен был стать знаком нашего единства, а стал раздором в наших землях? Уж не связаны ли эти люди с Азарданом? Почему-то подозрений слишком много. Они знакомы с Малкольмом — а это уже повод для волнений. Хотя не шибко-то они похожи на азарданцев. Азарданцы смуглые, с особенным разрезом глаз, а эти выглядят как наши. Малкольм и тут — сплошное исключение из правил.

— Твой ненаглядный Росс — слабак, — вдруг начинает Анга. — Его земля не принимает, вот он и полез на небо. А знаешь, для чего? — Она смотрит на меня в упор. — Да для того, чтобы погибнуть как герой. Он попросту самоубийца. Повеситься или пулю в висок пустить-то духу не хватает. А так — знамена, ордена, медали и награды…

— Но зачем ему умирать? — отзываюсь я непонимающе.

— После того, что он сотворил, только это и остается, — Анга нетерпеливо прохаживается по пещере взад-вперед. — И мне его не жаль. Он гонится за искуплением, а искупление лишь в смерти. Да и негоже сожалеть о ранах, выставленных напоказ.