Рассказал батюшке о своих топонимических изысканиях, он удивился, не доводилось слышать историю названия дорогого сердцу места.

И с удовольствием перешёл к рассказу об институте.

– После второго курса, – начал батюшка, – опять поехали в Мочище на гидрологическую практику. Как и на геодезической нас разбили на бригады. В нашей были я Казанцев, Егор Назаров, Миша Норкин, Таня Лосева, Люда Новичкова, Лена Николаенко, Фарид Ризаев, Миша Ложкин, Люба Ушкова. Почти тот же состав, что и на геодезической практике, только на втором курсе Руслан Бойко ушёл в академический отпуск, а Витю Краско забрали в армию. Каждой бригаде выделили свой участок на Оби. Делали съемку береговой линии, русла реки, промеры глубин. Утром позавтракали и на реку. В распоряжении каждой нашей бригады были ялы. При надобности мы заказывали для работ катер. Один был на все бригады, со своей командой. На складе брали геодезические приборы. Начинаем работать на реке, там же отдыхающие на пляже. Красиво. Хорошо. Плохо стало в постсоветские времена, довелось побывать там в конце девяностых. Как Мамай прошёл по нашей базе, дому отдыха. Есть в наших правителях страсть разрушать. Советская власть начала с того, что принялась рушить храмы, монастыри. Нынешняя – уничтожает заводы, сельское хозяйство, образование.

В конце практики зачёт, ни раньше, ни позже у Мишки Норкина приступ аппендицита, утром идти сдавать, а ему не до гидрологии, боль страшная. Дело безотлагательное. Вызываем машину, Казанцев мне:

– Вези!

Надо так надо. Отвёз Мишку, сдал в больницу и быстрее обратно, тешил себя надеждой к концу зачёта успеть. Опоздал, отстрелялась моя бригада.

Смотрю, преподаватель на автобусную остановку идёт:

– Кузнецов, где тебя носит?

– У Норкина, – говорю, – приступ аппендицита ни раньше, ни потом, отвёз в больницу.

– Зачётка с собой?

Молча мне зачёт поставила.

Мне везло по больницам развозить. Таня Лосева, это на третьем курсе случилось, в положении была, ей скоро рожать, она до последнего ходила на занятия, девчонки вообще у нас все старательные учились. Ко мне подошла, тихонько шепчет:

– Виталя, никому не говори, у меня, похоже, схватки начинаются, воды пошли, найди, пожалуйста, чистый кусок ткани, в роддом надо ехать.

– Давай, – говорю, – свой номерок в гардероб, сейчас поедем.

Бегу в гардероб, по пути залетел в лаборантскую к химикам, они мне отчекрыжили хороший кусок марли, отдал Тане, потом поймал такси.

В роддоме Таню быстро увезли на каталке, меня успокаивают:

– Папаша, только не волнуйтесь, всё будет хорошо!

– А я и не волнуюсь, – говорю, – спокоен как удав перед кроликом! Пусть папаша волнуется!

– А вы кто?

– Ответственный в НИИВТе по беременным! – с дурковато серьёзным видом доложил. – По родильным домам девок развожу! Эти студентки то и дело рожают, увеличивают население Новосибирска, вот и приходится быть на подхвате.

Смотрят на меня – на самом деле так или сочиняю на ходу.

Таня сына родила. Муж не знал, как благодарить меня, встретимся, обязательно начинает рассыпаться в благодарности «спасибо-спасибо».

– Да я-то что, – скажу, – вы с Танькой молодцы! Давайте и дальше продолжайте арифметику, а я завсегда готов в роддом везти, теперь уже и опыт появился.

Но они не продолжили арифметику.

Таня всё удивлялась – я, как ни приеду на встречу выпускников, у меня пополнение в семье.

– Ну, ты, Кузнецов, и молодец! – восхищалась. – И не останавливайся!

– Дак я с тобой прошёл практику по доставке в роддом, после этого ничего не страшно, вожу и вожу матушку без устали!

Муж Татьяны подарил мне фляжку никелированную поллитровую, тогда это было страшным дефицитом. Но кто-то в общаге у меня её спёр.

А Мишу Норкина, которого с аппендицитом отвозил, звали Миша-йог. Йогой занимался. Был не от мира сего. Аскет и умница. Чувствовалось, в голове у него постоянно что-то варится, и думает Миша не о всякой чепухе. Держался сам по себе, особняком. Невысокого роста, не по годам степенный. Хотелось называть его Михаилом Ивановичем, хотя бы в шутку. Учился более чем хорошо. В отличие от большинства из нас спортом не занимался, но запросто садился на шпагат, показывал замысловатые позы йогов. Не скажу, были с ним близкими друзьями, но нет-нет Миша приходил ко мне в комнату, побеседовать. Я был не таким начитанным, как он, Миша разбирался в музыке, живописи, ходил на концерты симфонического оркестра, выставки картин. Симфонические концерты я не посещал, а в картинную галерею, бывало, вместе с Мишей и Казанцевым ходили. Миша позовёт, мы идём.

Был он человек с юмором, мог под Ленина сыграть:

– И что, батенька Виталий Ефимович, – спросит меня, картявя, – как у вас с историей партии дела обстоят?

Приходил чаще в нашу комнату поздно вечером. Дела сделает, захочется поговорить. Бывало, улягусь, а Миша заходит. Сядет на кровать:

– Вы, батенька Виталий Ефимович, не суетитесь, не надо мне кресло пододвигать, тем более у вас его нет, и чай не предлагайте, как говорится в народе: сыт чаем по горло, молока давай!

И начнёт рассказывать, как он, к примеру, летом ездил в Красноярск, ходил на Столбы. Всю хронологию событий досконально изложит. Всё-то он помнил по времени, по мельчайшим событиям. Рассказывает, а я думаю, когда ты уже, «батенька», закончишь? Спать хочется, предыдущую ночь в столовой на кирзаводе дежурил, толком не выспался, но терплю. С Мишей надо было жить дружно, я у него тексты английские, те самые «тысячи» брал. Мы с ним железно договорились, он сдаёт, я забираю. Никому другому не даёт – только мне. Английский я по-честному никогда бы не сдал. В школе, можно сказать, не учил. Из одной сельской школы в другую переходил, в одной вообще не было учителя, в другой поучила-поучила да в декрет ушла, беда с англичанками была. Миша – находка для меня, выручал постоянно.

А ещё мне крупно повезло, на третьем курсе преподавателем английского была сестра Вити Доровских, с которым на первом курсе жили в одной комнате. Витя после армии, на два курса старше. Я рассказывал, как у них в комнате, как самый молодой, по магазинам бегал. Витя и позже по старой памяти мог заглянуть в нашу комнату:

– Виталя, не в службу, а в дружбу, сбегай за бутылкой, мы тут с ребятами сгоношились.

– Да запросто, – скажу.

Казанцев ворчал:

– Что ты как мальчик на побегушках! Отшил бы его!