– Давай зачётку, Кузнецов. Парень ты хороший, жизнь заставит, и термех на пятёрку выучишь.

С геодезией так получилось – думал, точно не моё, в жизни не пригодится, правдами и неправдами сдать и забыть. Но на преддипломную практику после четвёртого курса попадаю в изыскательскую партию на Чулым, и ставят техником. Думал, лебёдчиком-мотористом куда-нибудь на земснаряд, а меня техником. Елки-палки, от чего бегал, туда и угодил. Ну да ничего, всё получилось. А после армии вообще прорабом в изыскательской партии на Енисее работал. Но это отдельный разговор.

Первую сессию сдал, начал стипендию получать, легче стало. И себя уверенней почувствовал. Кто-то отсеялся, а я зацепился.

Иногда мы перебрасываемся с батюшкой письмами в «Одноклассниках». Бывает, коротко, в телеграфном стиле: вопрос – ответ. Чаще я что-то уточняю. В другой раз «разговоримся», не заметишь, как час промелькнёт. Батюшка горячо реагирует на любую несправедливость. На очередное проявление «заботы» государства о своих гражданах – повышение цен, тарифов, налогов. Не помню, за какую тему тогда зацепились, несколько раз обменялись репликами, а потом батюшка написал, видимо, постоянно об этом думал, что тяжело заболел брат Александр. Онкология.

Когда я пришёл к батюшке в очередной раз, он начал разговор с брата:

– Отец рассказывал, что Саша резко изменился после смерти матери. Мне было шесть лет, а ему восемь. Я ещё толком ничего не понимал. Народ пришёл, мама лежит в гробу. Будто не со мной происходило. Как в кино. Много людей. Никогда так много не собиралось у нас. Даже когда гости приходили. В доме люди, во дворе стоят, все серьёзные… Думал, это временно – она полежит, проснётся. Не хотел, чтобы по-другому. Верил, скоро всё закончится, пройдёт время и будет по-прежнему. Громыхнёт калитка железной защёлкой, стукнет дверь в сенях, мама ступит на порог и скажет: «А что у меня есть для моих мальчишек-шалунишек? Отгадайте». И достанет жестяную круглую коробку с леденцами. Одна коробка чего стоит! Золотистая, крышка разрисована цветами, или жар-птица изображена. Открываешь, а внутри разноцветные леденцы… Съешь, после чего в коробке можно хранить разные ценные вещи: значки, марки, шарики от подшипников. Мама знала, на двоих одна коробка не делится, каждому своя нужна, поэтому две принесёт. Или достанет из сумки два пряника в форме медведя, зайца или коня. Большие, глазурью облитые, и до того вкусные.

Жизнь-смерть было выше моего понимания. Умел читать, даже писал немного, а так умишко детский. Даже после кладбища не хотел верить, мамы нет навсегда.

Саша на два года старше. Во второй класс в тот год пошёл, ему восьмого мая восемь исполнилось. Мама перед первым сентября за школьной формой для него отправилась, поднялась на виадук, и с ней приступ. С её смертью у Саши изменились темперамент, характер. Из весёлого, жизнерадостного паренька превратился в замкнутого, не по годам задумчивого.

Я каким был, таким и остался. Оптимистом. Как бы плохо ни было, я находил хорошее. Бабушка скажет: завтра встаём рано, идём пасти коров. Конечно, с ребятами играть интереснее, чем за коровами бегать, но я не делал трагедии, наоборот, разве плохо, весь день с самого раннего утра на лугу, у речки. И коров пасёшь, и купаешься. Бабушка разрешала. А то костёр соорудим, опять хорошо.

Летом часто коров пасли. Пастуха не было, деревенское стадо гоняли по очереди, сегодня один двор, завтра другой… Частенько к бабушке придёт кто-нибудь из соседей: «Анна Степановна, выручайте, за нас попасите, пожалуйста». За день платили три рубля. Человеку, бывает, проще заплатить, чем день терять. Или отпроситься на работе не может. Бабушка соглашалась. Три рубля невелики деньги, но если у неё пенсия двенадцать рублей, три очень даже неплохо. Целый день стадо пасёшь, вечером пригоним обратно, бабушке сразу деньги заплатят, бывало, ещё и поужинать пригласят, корову свою встречают у ворот, скажут: «Анна Степановна, приходите с внуками-помощниками». Накормить пастухов считали своей обязанностью.

Хорошо запомнил одну семью, часто за них пасли: Александр Васильевич и жена его тётя Лида. Любил у них ужинать. Люди хлебосольные, приветливые. Жили в достатке, еда разнообразная, вкусная, лучше, чем у нас. Деньги дадут и ещё накормят. Брат никогда не ходил. Мы с бабушкой пойдём, он насупится: «Не хочу». Считал, унизительным. Как подаяние. Бабушка скажет: «Саша, пойдём, люди от души приглашают, ты работал, они хотят отблагодарить». В какой-то раз поддастся на уговоры, да и есть охота, пойдёт. По лицу видно, через силу идёт, но шагает с нами. И всё равно – или с полдороги убежит, а то и до крыльца дойдёт, но развернётся и даст дёру. Не мог себя пересилить. Принципиальным рос. С голоду умирать будет, не попросит. А я мог. Не значит, совсем не совестно, пересилю себя, предложу свои услуги. Давайте, что-то сделаю, а вы покормите. В детстве, молодости не один раз такое случалось. И помогало в жизни. Мог приспособиться к окружающему, Саша нет.

У него всё по-честному. Отец говорил: «Саша у нас усидчивостью берёт». Экзамен сдавать, он добросовестно учил все вопросы до единого. Не по нутру со шпаргалками сдавать. Не мог верхушек нахвататься, определения выучить, остальное списать. Всё учил. В Московский госуниверситет один балл не добрал.

Я при случае давал себе поблажку, мог придумать какую-то хитрость. Запомнилось, в классе пятом дали ученикам задание сдать сколько-то веников. Наломать берёзовых веток, связать в веник-голик. Я домой пришёл, брату говорю:

– Чё я буду лазить по лесу, ноги бить, у лесника на заднем дворе целая гора этих веников, тихонько возьму штук несколько и сдам.

Может и не сделал бы так, но мысль в голову залетела.

Брат ну меня стыдить:

– Так нечестно.

– А чё нечестно! Почему мы должны за кого-то делать?

И тут отец выходит. Я думал, его дома нет, он в соседней комнате сидел. Мою предприимчивость не одобрил, пару раз прошёлся ремнём по мягкому месту. Мог всыпать при случае. Саше реже, мне чаще доставалось.