Шрифт:
Изгой снова посмотрел на воинов, послушно разбивающихся на десятки.
— А может и не предадут.
часть третья
Всю ночь жрецы бросали в небо кость,
Всю ночь молились капищам кровавым.
Не утихали здравицы на трость,
Что в центре круга отливала алым.
Дошли мольбы несчастных до ушей
Богов. Жрецы кричали:
— Слава! Быть рассвету!
Лишь ведьма, та — что выгнали взашей –
Шепнула тихо:
— Быть кровавым лету.
В тот год, бежав от засухи степной,
Кочевники пришли на пограничье.
И, увидав, как бурно зреет яровой,
Взорвали тишину военным кличем.
(Густав Меттлерштадский. «Слово о Мечиславе…»).
Глава первая
Сама по себе широкая, река, словно тонким рвом огибает Змееву Долину. Специально что ли так русло повернули? Впрочем, может, и повернули, с этих станется. Раз уж целые княжества трясут…
— Вотрак. Разжигай костры, встаём на ночь.
— Может, реку перейдём?
— Дров сам натаскаешь? Видишь — там трава одна?
— Добро. Огниво, ставим лагерь! Заслон, Корень — искать брод!
Пятидесятники неловко переглянулись: подчиняться волхву? Впрочем, приказ толковый, князем не отменён, а волхв… ну что — волхв? Откуда ему знать о единоначалии? Пожали плечами, назначили неполные десятки искать брод, остальных отправили ставить шатры, собирать хворост, рубить бурелом на дрова.
Мечислав уселся на крутом берегу, свесил ноги в обрыв, всмотрелся в Змееву Гору. Вышли на неё с юга, солнце за спиной, и всё равно выглядит чёрной. Смотрел и чувствовал что-то завораживающее, оправдывающее все неудачи, отвечающее на все вопросы. Покопался в голове, нашёл слово.
Цель.
Главная цель, ради которой две недели чуть меньше восьми десятков воинов проламывались через чащобу, вязли в болотах — хорошо, никого не потеряли — кормили гнуса, защищались от диких животных. С животными, правда, проще всего — вертел всех примет. Жаль, сказки о Ночном народе, мавках и русалках остались сказками. С другой стороны, и так тяжело, куда ж ещё и мавки?
Отряд показал себя отменно, ребята не роптали, глядишь, и до конца дойдём. Правда…
— Задумался?
Мечислав повернулся к Тихомиру.
— Задумаешься… восемь десятков в самое логово.
Воевода уселся рядом.
— Что надумал?
— Нас слишком мало, или слишком много. Нам бы или тьмами туда, или лазутчиками.
— Молодец! Я уж думал, не догадаешься. Когда идём?
— Вторак всех спать уложит.
Сзади зашуршало, волхва ни с кем не спутаешь: если надо, он может подходить бесшумно.
— Толково придумано. Только и тебе надо бы прилечь. Туда, поди, одним переходом не добраться.
Тихомир повернулся, кивнул. Вторак коснулся шеи Мечислава, тот непонимающе обернулся, откинулся на спину, глаза закатились. Вдвоём оттащили от края обрыва, волхв подложил под голову князя свёрнутое одеяло.
Проходящий мимо Огниво вскрикнул, метнулся, воевода приложил палец к губам, поманил. Сотник подошёл, недоверчиво зыркнул. Тихомир зашептал:
— Слушай сюда, Огниво. Князь устал, пусть отдыхает. На рассвете мы с ним идём на разведку, ждите нас… — глянул на волхва.
— Сутки. Или двое. Если не вернёмся, возвращайтесь домой.
— А как же мы? Мы же…
— Тихо. Войском тут не решить. Не на Змея наше войско. Глядя на нас он только и того, что от хохота помрёт.
Блиц
Лютнист хлебнул из глиняной кружки, утёр длинные усы, пробежал пальцами по струнам. Гвалт начал затихать, народ обратился в слух.
— Сыграй, Густав! — крикнул кто-то, но получил звучный подзатыльник. И так понятно: меттлерштадский певец просто так лютню в руки не берёт. Густав оглядел зал, улыбнулся своим мыслям, кивнул. Музыка набрала силу и уверенность. Голос — чистый, словно ключевая вода — начал выводить необычную для Кряжича мелодию.
В корчме яркий свет,
Пьяный угар,
Дико бесится пьяный народ.
В углу сидит одноногий райтар,
Он не весел, и тоже — пьет:
Не ходить ему больше в бой.
Не рубить мечом врага.
Столько лет на войне,
Как дальше жить?
Тара-там-там-там-там!
В поле осталась нога…
Мечислав улыбнулся брату, сидящему рядом. Тот кивнул в ответ. Ясное дело — хитрец Густав выбрал военную балладу, понимая, что воины, пропивающие заработанное, легче дадут именно за такую суровую и грустную песню.
Дверь отворилась,
Радостный крик
Встречает босого певца.
Почетный кубок давно налит,
Открыты навстречу сердца.