— Насмерть, — закончил за товарища Мечислав.

— Насмерть.

— Где эта… скотина?

Из гостиницы, откуда стреляли, копейщики выволакивали испуганного избитого хозяина и тело стрелка. Того в запале забили палками как бешенную собаку.

— Не сбежал, — крикнул довольный тихомировец, волокущий мертвеца за ногу, — не успел! Хотел крышами уйти, сволочь.

— Что у вас стряслось? — Тихомир и сам всё видел, но смерть ученика не укладывалась в голове.

— Арбалетчик. В доме. Вон в том.

Грузный учитель подошел к покойнику, повертел в руках оружие, начал расстёгивать ворот стрелка, осматривать. Нахмурился так, что недавние бунтари сжались ещё плотнее.

— Нет, Мечислав. Это не просто арбалетчик.

— А кто? — не понял юноша. Вместо ответа Тихомир протянул снятый с шеи оберег. Лазутчик старался: оторвал тело, даже голову, остался лишь берестяной клок волос. Да кто же в Меттлерштадте делает берестяные обереги? — Лесовик?

— Лесовик. Наш, кряжицкий. Молись за пятидесятника, чтобы ему боги эля налили в самый большой кубок.

— Чего? — понимание никогда не приходит сразу.

— Того! Ольгерд-пятидесятник. Запомни это имя, сынок. Твой первый кровник, первая заместительная жертва. Благодаря ему, ты остался сегодня живым. Не вздумай его забыть. Боги не прощают слабых памятью.

Доннер

— Не тревожь его, — послышался издалека голос Тихомира. — Видишь, человек отдыхает.

Мечислав глубоко с удовольствием вздохнул, пробубнил сквозь сон:

— Нет-нет, я уже выспался. Чего там?

Открыл глаза, сквозь сонную пелену увидел давешнего десятника с блюдом.

— Князь, конь вымыт. Поешь чего?

— Клади блюдо. — С силой вдавил ладонями глаза, зевнул, так что чуть челюсти не свело, — Тихомир, давай ко мне.

— Я уже сыт.

— Уже? Это ж, сколько времени я проспал?

— Почти до полудня. Ешь.

Мечислав уселся, взял с блюда варёную оленью печень, кубок с рубиновым вином, с наслаждением откусил.

— Славная охота, — заговорил с набитым ртом. — Не ожидал, что когда-нибудь выберусь из простых загонщиков, да пеших воинов. Садись, Тихомир, в ногах правды нет.

Воевода потоптался, уселся на траву, отломил кусок хлеба. Жевал вяло, словно в рот не лезло. Князь осмотрелся, воины подходят к котлам, набирают разваренное мясо в деревянные миски, жуют прямо на ходу. Кто-то черпает кружкой густое луковое варево, обжигается, беззлобно бранится.

— Ой, запах какой! Слышь, десятник! Принеси и мне, что ли. И воеводе.

Десятник, гордый служеньем князю, схватил посуду, вприпрыжку побежал к ближайшему котлу. Мечислав посмотрел ему вслед, покачал головой.

— Дети. Совсем дети. Кто постарше — всадники, а пешие… посмотри, Тихомир.

— Что делать, — Воевода пожал плечами. — Старшие сыновья остаются на хозяйстве. Младшим всего две дороги: в подмастерья, да в наёмники. А ежели ни на что не пригодны — в робяты, сироты. Я самый младший в семье. В строю с десяти лет, в четырнадцать стал сотником. Миродар в шестнадцать уже княжил. — Указал на возвращающегося паренька. — Вот, в его возрасте. Это мы, князь, были дети.

Тихомир помолчал, принял посудину с варевом, дождался, пока десятник отойдёт, повторил:

— Это мы были детьми, Мечислав, мы.

Молча тянули луковую на мясе похлёбку, закусывали размоченной лепёшкой, чтобы не обжигать нёбо и язык. Мечислав подобрал со дна последние крохи пшёнки, откинул миску, постучал себя ладонями по животу, сыто рыгнул.

— Чего смурной, Тихомир? Словно что не так на этом свете.

— А чего на нём так? Ты отдохнул?

— Ещё как, на целую неделю!

— Сколько проспал?

— Вам виднее, — рассмеялся князь, — я же спал. До полудня.

— До полудня. С утра до полудня, князь, ты со своей тысячей купался и отдыхал у стен Кряжича, и за всё это время твой брат даже не вышел, не проведал.

— Ну, — пожал плечами Мечислав, — он вчера бунт гасил, сейчас, небось, что-то с боярами решает.

— И минутки для родного брата не нашёл? Не знаю, не знаю, князь. Может быть, решает. А может уже решил.

Мечислав застыл, уткнулся взглядом куда-то вдаль, пальцы растирают недоеденную краюху, крошки падают на траву, штаны. Очнулся. Голос глухой: рык, а не голос.

— Ты, что же это, Змеев сын, раньше не сказал?

— Две причины. Надо было проверить, не решать с кондачка. Это первая.