— А что потом случилось с тем мишкой? Он так и улетел в небо навсегда? — спросила Даша.

— Нет, дочь, навсегда не улетел. Полетал-полетал там какое-то время. Шарики потом лопнули, сдулись один за другим. И упал наш мишка за землю. На Воробьёвых горах нашли его…

— А потом?

— А потом его на складе крысы съели…

Даша, не в силах больше сдерживаться, зарыдала в подушку.

— Дочь, ну ты чего?

— Мишку жалко…

Даше было невыносимо, до слёз, жалко этого мишку. Всех-всех жалко. Бедный, бедный олимпийский мишка. Бедный Володька. Бедные папа с мамой.

Мама тоже во время Дашиной болезни стала как-то мягче. Раз вечером, придя с работы и померив дочери температуру, она предложила:

— Может, бросим мы с тобой эту музыкалку? А?

Даша вспыхнула, не веря своим ушам.

— А можно?..

— А что? Чего себя зря мытарить? И так нагрузка в школе у тебя…

Даша серьёзно, задумчиво сдвинула брови. Предложение матери было более чем неожиданно.

— Ну, так как?

— Нет, мам, — наконец, ответила она, — Я не буду бросать. Что же я, зря ходила, что ли? Любое дело надо доводить до конца. Или уж не браться…

— Вот это говорит моя дочка! — не без гордости воскликнула Галина, — Ну хорошо, раз ты так считаешь… Смотри сама…

Глава 32

Лето Даша провела в лагере. И за все три смены родители приехали к ней только два раза.

Скучно и неуютно было Даше в этой казённой обстановке лагеря. С девочками из палаты она так и не подружилась: они все были старше её на год, и выше на целую голову. Поначалу Даша пыталась найти с ними контакт, но на все её поползновения они либо усмехались, либо вообще никак не реагировали.

Особенно неловко было с угощениями. Даша привезла с собой только пакет воздушной кукурузы и изюм в шоколаде, а её соседки по палате были по этой части не в пример богаче. Даша не знала, что в лагере принято делиться гостинцами, но и есть одной в присутствии девочек ей было неудобно, поэтому сладости оставались нетронутыми.

Обстановка в палате оставляла желать лучшего. Когда Даша заходила, все разговоры тут же смолкали, а, выходя, она слышала смешки за своей спиной. Даша старалась реже бывать в палате, и целыми днями пропадала на улице, одиноко слоняясь по территории.

Однажды вечером девочка, кровать которой стояла рядом с кроватью Даши, всё же вызвала её на разговор.

— Почему ты такая замкнутая? — спросила она, — Всё молчишь, будто камень за пазухой держишь.

— Разве я вам мешаю? — с вызовом сказала Даша.

— Да нет, но ведёшь себя как-то странно. Какая-то ты не такая. Пойми, все смеются над тобой! И над твоими шортами — тоже…

По выходным объявлялись родительские дни. К Дашиным соседкам по палате приезжали родители, привозили им огромные мешки конфет и фруктов. После обеда территория лагеря опустевала: родители вели своих чад купаться на речку. Даша садилась на скамейку у лагерных ворот и, ковыряя ботинком дорожный песок, тоскливо смотрела на железнодорожную насыпь, по которой время от времени с грохотом пролетали товарные составы.

«Может быть, на этом поезде они приедут ко мне…» — думала Даша, с надеждой прислушиваясь к отдалённому шуму приближающегося состава.

К Даше на скамейку подсел мальчик из её отряда, Тёма. Странный это был мальчик: ходил всё время один и ни с кем особо не водился. Его соседи по палате с пеной у рта уверяли, что он — лунатик, и божились, что видели, как он бродил среди ночи с закрытыми глазами, держа в одной руке тумбочку, а в другой — гардероб. За это его жестоко стебали, и дали в отряде кличку «Луноход».

Однажды ночью, не выдержав бесконечных издевательств, он взял да и убежал из лагеря. Нашли его только на другой день в лесу. По этому поводу над ним устроили «товарищеский суд», собрав в холле весь отряд. Тёму выставили на всеобщее обозрение, и каждый, кто хотел, читал ему морали, а он стоял с отрешённым видом и как будто никого не слышал.

«Если бы я была на его месте, я бы со стыда сгорела», — думала Даша, с жалостью глядя на него.

Тёму хотели даже отчислить из лагеря, но почему-то не сделали этого.

— Твои родители тоже не приехали? — безучастно спросила его Даша.

— У меня нет родителей.

— Как — нет? — оторопела Даша.

— Так вот. Детдомовский я, — ответил Тёма, — Поэтому и не выгнали меня тогда из лагеря.

— А зачем ты сбежал?

— Не знаю. Свободы захотелось. Я и в детдоме сбегал, там плохо очень.

— А что ты один в лесу делал?

— Слушал тишину, смотрел, как раскачиваются на ветру верхушки деревьев… А ещё я очень люблю смотреть на звёзды. Жалко, что сейчас нет в небе звёзд.