На проходной лагеря показались двое. Даша вздрогнула, узнав своих родителей. Они стояли, растерянно оглядываясь по сторонам, какие-то маленькие, смешные и бестолковые, нагруженные холщовыми авоськами. Папа вытирал платком вспотевшую лысину, мама нервно поправляла солнечные очки, которые и так закрывали ей пол-лица. Увидев Дашу, оба тут же радостно завопили и, потрясая авоськами, затопали ей навстречу прямо по газону.

Даше стало неприятно; она вдруг поняла, что не хочет их видеть. Вскочив со скамейки, она сердито отвернулась от них и пошла в противоположную сторону.

— Доча! Доча, куда же ты?! — отчаянно заголосила мама, — Мы тебе бананов привезли!

«Нужны мне ваши бананы, — зло думала Даша, — Ну зачем, зачем они припёрлись? Теперь все будут знать, какие у меня тупые родители…»

Но они уже догнали Дашу и полезли целоваться. Та досадливо отвернулась.

— Ты чего, одичала совсем? — обиделись родители, — Так-то мы тебе нужны?!

— Когда нужны были, вас не дождёшься, — грубо сказала Даша, — Ну ладно, выкладывайте, чего привезли.

Заглянув в сумку, Даша ещё больше разозлилась: там лежали всего-навсего три почерневших банана и пригоршня ирисок.

— Только-то? — хмыкнула она, — Эх, вы! Ребятам вон фрукты тачками везут, а конфеты — килограммами! А вы что привезли? Это даже не бананы, это какие-то какашки!

Мама отвернулась от неё и полезла в карман за носовым платком.

— Грубая ты, Даша, стала… Грубая и неблагодарная…

— Уж какая есть, — сухо отвечала Даша.

Глава 33

Мероприятия, проводимые в лагере, как-то: сценические постановки, походы, «зарницы» и так далее — случались не так уж и часто. Всего три-четыре спектакля, День Нептуна (от которого Даша, судя по рассказам девочек в палате, ожидала куда большего: ведь толстая Вика рассказывала, как в прошлый День Нептуна всем позволили купаться в речке до посинения, и кто сколько хочет, а не по свистку на две минуты, как обычно — а на деле их привели на реку, заставили смотреть глупый спектакль с Нептуном, выходящим из воды, и даже не дали покупаться ни разу). Да костюмированный карнавал в конце смены. В остальное же время дети были практически сами себе предоставлены.

По вечерам, правда, в отряде ребята сами устраивали дискотеки в холле — ставили в магнитофон привезённые с собой кассеты и колбасились. На «медляки» приглашали девочек. Дашу, конечно же, никто не приглашал, и она так и оставалась стоять, подпирая стену, от скуки считая пары, мечтая и надеясь неизвестно на что. В такие минуты она любила грезить наяву: Тальков пел на разрыв души.

Летний дождь, летний дождь

Начался сегодня рано,

Летний дождь, летний дождь

Моей души омоет раны,

Мы погрустим с ним вдвоём

У слепого окна…

И Даша видела перед собой мутное от капель дождя окно, а за ним — жёлтое ржаное поле под свинцовыми тучами. А по полю шла Кристина и срывала ярко-синие васильки…

Но это было по вечерам… А днём детям совершенно некуда было себя девать. Малышня, конечно, забавляла себя на детской площадке, но дети Дашиного возраста и старше находили катание на качелях и каруселях неинтересным, и либо бесцельно шатались по территории лагеря, либо начинали придумывать себе иные забавы. Например, стреляли у местных сигареты, тайком попыхивали в беседках.

Впрочем, одними тайными покуриваниями развлечения старших отрядов в лагере не ограничивались. Мальчишки кто во что горазд принялись изобретать иные методы «словить кайф» — нюхали в целлофановом пакете клей «момент», уверяя, что таким способом можно смотреть «мультики», раздалбливали на тумбочках таблетки димедрола, и тоже нюхали получившийся порошок… Однажды этих «кайфовщиков» пропалили, но из лагеря почему-то не исключили, а только изъяли «вещдок». Но они не унывали и придумали новый способ: стягивать друг другу шею полотенцем и, нажав на сонную артерию, резко крутануть.

— Охуенный кайф! — говорили прошедшие эту процедуру.

Некоторые, впрочем, от таких экспериментов падали в обморок. Лагерный врач, которого пригласили по этому случаю «на беседу» с отрядом, объяснил, что такими «невинными» забавами можно запросто убить человека.

— Сонная артерия пережимается. Этот кайф — предсмертный!

Но даже и эти страшные предостережения мало кого останавливали. Эксперименты с полотенцем по-прежнему имели место быть, но уже — с большей предосторожностью, по ночам, когда предусмотрительно выставляли «шухера» у дверей палаты — чтобы не спалиться.

Даша, конечно, в эти игры не играла — боялась. Но и в глубине души понимала, почему эта эпидемия охватила лагерь. Источником её была не испорченность современных детей, как говорили взрослые, а простая, банальная и пошлая скука…

Глава 34

Осенью Даша с родителями въехали в новую квартиру.

Квартира была в новостройке на самой окраине Москвы. Посреди огромного лесного массива, где раньше была дикая поляна и протекала внизу, в тенистых зарослях клещевины, звонкая речушка, выделили площадь под новый микрорайон. Вырубили древние ясени, выкорчевали пни с мощными трёхсотлетними корягами. Взрыли бульдозером глину. Засыпали щебнем болото, закатали под асфальт. И воздвигли на месте былой лесной поляны бело-синие сверкающие исполины семнадцати- и двадцатидвухэтажных домов.