— Да, — твердо и четко ответил Эмбер, глянув в очи своего товарища с полной уверенностью.

— Хорошо, — улыбнулся как всегда загадочно Зоренфелл. — Во-первых, на «улицах» вас всех никто не держит. Если «улицы» есть проявление свободы чуть в большем смысле, чем в обычной жизни, то кто вас может там удерживать? Вы кому хотите наваляете в случае чего, так ведь?

— Так, — кивнул он.

— Как думаешь, было бы круто, если бы люди к вам тянулись, а не наоборот?

— Это невозможно, мы прославленные хулиганы в самом худшем смысле этого слова…

— Ошибка! — воскликнул Зоренфелл. — Теперь, во-вторых, делайте все вместе добрые дела. Перестрой формат своей банды из хулиганов в добродетелей, если твои ребята, конечно, не будут против, но тут уже дело за твоими ораторскими способностями и их преданностью к вашей общей организации.

— Какие еще добрые дела? — поинтересовался Эмбер. — Старикам, типа, помогать?

— Да, почему нет? Пенсионерам трудно приходится в наше время, когда дети уезжают в большие города ради лучшей жизни, а они остаются одни-одинешеньки и приходится сталкиваться с поднятием тяжести, ведением хозяйства, если есть участок и так далее. А в вас энергии хоть отбавляй, только бы направить в нужное русло и мнение о вас мгновенно изменится.

— Значит, стоит просто предлагать свою помощь людям?

— Именно. Только нужно быть готовым к тому, что поначалу они будут ошарашены толпой подростков — стремных с виду, — желающих помочь. Подозрительно как-то же. Но потом о вас начнут говорить, расползутся хорошие слухи и из хулиганов вы трансформируетесь в гордость города. Круто ведь?

— Звучит и вправду здорово, — улыбнулся Эмбер. — Так мы сможем не просто вместе время проводить, но и оказывать поддержку простым людям, проводить его с пользой.

— Бинго-бинго, друг мой, — похлопал его по плечу Зоренфелл. — Помнишь, что я говорил вначале? Захотеть полбеды, главное — начать действовать.

— Я попробую, — твердо заявил он.

— Красава, но опять ошибка. Не пробуй, а делай. Или не делай вовсе, — с ноткой унаследованной мудрости посоветовал парень.

— Фу-ух… — тяжело вздохнули девчонки.

— Какой дурак набил такой высокий счет? Его невозможно побить… — простонала Майя.

— И не говори, он, наверное, жил здесь, чтобы поставить такой глупый рекорд… — кисло согласилась Мария.

— Вы бодры и воодушевлены как никогда, как погляжу, так что на счет следующей станции? — саркастично произнес Зоренфелл.

— Я устала и хочу кушать… — положив руку на животик, ответила Мария.

— Поддерживаю мнение её пузика, — сказала вслед Майя.

— Ну, не мудрено, — глянул Зоренфелл на часы.

— Идем в кафешку и наедимся! — приободрившись после разговора со своим товарищем-наставником, выкрикнул Эмбер.

— Да тебя от энергии распирает, — заметила Мария.

— Есть такое, хоть спринт беги, — с усмешкой ответил он.

Майя же бросив в его сторону беглый взгляд, отвела глаза в сторону, стараясь не заглядываться на неё. Казалось, что она чем-то обеспокоена, но старалась не подавать виду, пусть и выглядела заметно и подозрительно, однако все, будучи под впечатлениями от проведенного времени и ослепленные желанием набить желудки, ничего не заметили за этой девчонкой.

И вновь ребят захлестнула болтовня. Не этого ли Зоренфелл так долго ждал в своей жизни? Он попытался вспомнить момент из своего прошлого, который хоть отчасти был похож на сегодняшний день, но все тщетно. Во время сохранений он, конечно, гулял с «подружками», с якобы товарищами, но все это лесть, все это ложь и притворство. А кто будет рад фальши? Никто.

Проблема искренности всегда была чем-то далёким от этого горемыки с его привычкой настроить свою жизнь одним щелчком пальца, как это обычно описывают в сказках. Живет ли он в сказке? Оглядываясь — нет, глядя на настоящее — да. В прошлом Зоренфелл настраивал людей так, как он того захочет, сам строил из себя невесть кого ради простого развлечения. Осознание своих ошибок пришло совсем недавно: лицемерие, двуликость и прочие изъяны человека всегда отталкивают, как бы то ни было. Но лучше поздно, чем никогда — простая истинна, до которой стоило пройти долгий путь.

Однако… Как может человек, носящий сотни масок на своем лице, утверждать, что двуличие — это изъян? Потерявший свое настоящее лицо, формирующий его здесь и сейчас, синтезируя все свои плюсы и минусы, не может делать таких выводов. Иначе… изъян — вся его натура. Он никому не позволял себя оттолкнуть, злоупотребляя своей возможностью, но как бы все сложилось не будь у него сохранений?

— Удобно, когда рядом с парком находится кафешка, — с довольной моськой произнес Эмбер.

— Удобно владельцам с постоянным притоком людей в кафешку за счет благоприятного местоположения, — сказал следом Зоренфелл.