Шрифт:
— Пойми, Ульянка… Дело не в том, что ты не справляешься, или справляешься. Это — бабья логика, и ревность. Вот и всё.
Обмерла я от прозрения.
И что теперь? Куда теперь?
Ради Гоши я готова унижаться.
Бреду, бегу к этой выдре. Стучу к ней в кабинет…
— Слушай, милочка. Зачем эта истерика? Первый раз, что ли, увольняешься? — не отступала та, словно слепоглухая.
— Ну что же, неужто, и вправду, приревновали? — иду на абордаж.
Остолбенела та от такой прямоты. Немного помедлила, но все же обернулась — удостоила взглядом.
Молчит, хотя по глазам я видела одобрительный ответ.
— У меня же ребенок есть, какие шуры-муры? Мне совсем не до них. Ну, что же вы?
— А мужа, — вдруг отозвалась. — А мужа-то… нет? Верно?
Молчу, ошарашено выпучив глаза.
— Ну вот, и весь ответ. Зайдете завтра за трудовой и расчетом…
Я погружалась. Я снова погружалась на дно: темное, безликое, холодное дно. И что теперь? Куда?
Опять в уборщицы? Или опять пробовать себя продавцом?
Бедный, Гоша… Я опять тебя подвела.
Тяжелые вздохи; сухие, безжизненные глаза.
Брела по улице… без смысла и цели. Надо побыть одной.
Предупредить бабушку — и попросить посидеть с внуком.
И снова тяжело, и снова я на грани срыва.
Достать из кармана телефон и набрать его номер.
— Да?
— Встретимся?
— Да. Конечно. Когда?
— Сейчас.
— Где?
…
Дождаться в сквере его. Нежный, печальный взгляд на своего Илью.
— Что-то случилось?
Несмело, невнятно качаю головой, не желая возвращаться к дурной теме.
— Погуляем?
— Ну, да, конечно, — закивал головой. — Куда пойдем?
— Не знаю, — растеряно прошептала, опустив взгляд.
— А малой где?
— С бабушкой…
— Ну, тогда, может, в кино? — вдруг рассмеялся от смущения и неловкости.
Уверенно, смело выстрелила ему в глаза многозначительным взглядом.
— А, может, купим вино… и к тебе?
Бутылку даже не успели открыть…
Едва раскрылась дверь — как я тут же алчно впилась поцелуем ему в губы.
Быстро швырнул вещи, ключи куда-то в сторону (на диван) — и тотчас ухватил меня в свои крепкие, голодные объятия… шаги наощупь.
Еще немного — и уткнулись в кровать.
Снять, стащить, разодрать непослушные одежины — и завалиться в постель…
Это была невероятная ночь, ночь, которую мы ждали так долго,
… столько пустых, глупых лет.
Нежно провел рукой ладонью по всему телу, начиная от самой шее и заканчивая… бедрами, нагло задерживаясь на отвоеванных, потаенных местах, повелительно сжимая до сладкой боли. Застонала, выгнулась под ним. Припал сладким, дразнящим поцелуем в груди… А затем… витиеватой дорожкой вниз. И снова стоны — его, мои…
Еще немного, еще чуть-чуть… и наконец-то запретный плод будет сорван.
Столько интриг, столько грез, столько желания — еще миг — и луной по всей комнате раздался мой звонкий, ненасытный крик. Впиться ногтями в кожу — и жадно потянуть на себя за плечи своего истязателя. Но поддается лишь на миг — еще движения, еще творения — и в моей голове… стали оседать золотистые звездочки, а из груди — все чаще и чаще дыхание, вперемешку со стоном… и его именем. Таким родным, и таким… дорогим сердцу и душе, именем…
Но это была ошибка. Большая, огромная ошибка. И я это знала, а вот он — увы, нет…
Глава 10
Пробитие
И снова пытаюсь избегать, только вот теперь еще с двойной силой.
— Что-то не так? Ульяна! Ульяна, не уходи! Скажи!
Обмерла, не шевелясь. Не оборачиваюсь.
— Я что-то сделал не так? Или… не знаю, разочаровал?
Невольный, ядовитый смех мой вырвался наружу. Вот только хохочу не над ним, а над собой: какая же я — идиотка, как я могла так… оступиться и дать слабину? И снова ему сделать больно.
Разворот.
— Нет, не глупи. Всё было… до невероятного прекрасно. И… и я бы с радостью повторила, и не раз. Но есть ты, а есть я и Гоша. И мы все никак не — «мы». Понимаешь? Хватит этой сказки, пока не зашли слишком далеко. Прошу, Илья. Уже… уже однажды все оборвалось. Каждый получил… и нет, не по заслугам, и тем не менее…
Разве тебе… не страшно?
— Нет.
Невольно закачала я головой.
— А мне, — резкий, уверенный взгляд в глаза. — А мне страшно.
— Но ведь уже нет никого и ничего, что нам может помешать быть вместе.