Антикоагуляционные пули. Как гоблины добыли наши боеприпасы?

Я смотрю, потому что не могу отвести взгляд. Истрал хватается за грудь, пальцами отчаянно цепляясь за ткань и кожу. Кровь продолжает литься потоками. Она быстро бледнеет, как цветной мел под дождем, истекает кровью. Глаза у нее большие, блестящие, прекрасного лавандового оттенка. Светящиеся жизнью, сражающиеся. Она смотрит на меня, пока не гаснет их свет, и я теряюсь в глазах мертвой женщины.

— Ты знаешь, кто она? — спрашивает Макс.

— Это больше не имеет значения, — отвечает Келса. — Наши народы должны смотреть в будущее.

— Я смотрю только на настоящее.

— Тогда ты можешь умереть здесь и сейчас.

— Твои пули не могут пробить мою кожу.

— Может, и нет. — Вспышка оранжевого света отражается от камня у ног Макса. — Но утреннее солнце может, а у нас есть зеркала.

О, нет.

Макс отступает в тень. Отраженный свет танцует вне досягаемости. Я вижу горгулью только наполовину. Он просчитывает, обдумывает риск прямого нападения. Я не знаю, сколько гоблинов у меня за спиной. Не меньше трех.

— Горгульи не будут твоими союзниками, — говорит он. — Это не наш путь, и никакое принуждение не изменит этот факт.

— На самом деле я ожидала этого. Мне не нужна твоя помощь, только твое слово.

Макс переводит взгляд с меня на Келсу.

— В рамках какого соглашения?

— Полный нейтралитет во всех вопросах. Ты ничего не сделаешь и ничего не скажешь об этом триадам. Ты ничего не расскажешь ни людям, ни Совету фейри. Они под запретом. — Ещё один удар ногой толкает меня. — Ни с кем не разговаривай.

Макс молчит целую вечность. Мне хочется кричать, умолять его не соглашаться, но я ничего не могу сказать.

— Что с ней? — спрашивает он, указывая на меня. Да. Да!

— Она не твоя забота. Она нужна в другом месте, и за неё хорошо заплатят.

Меня тошнит от её тона. Если бы я могла двигаться, меня бы вырвало. Келса и её гоблины здесь не ради Макса или Истрал. Они следили за мной. Я привела их к Максу. Это моя вина, что Истрал мертва. Но зачем я понадобилась гоблинам? Кто за меня заплатит? Я изгой. У меня есть…

— Она ничего не стоит, — говорит Макс.

— Наоборот. — Ноги Келсы оказываются в поле моего зрения. Черные сапоги на мягкой подошве. Тихие и смертоносный. — Твое слово?

— Что я получу взамен?

Нет, Макс. Пожалуйста.

— То же самое, — говорит Келса. — Невмешательство. Вашему виду будет позволено продолжать жить так, как вы сейчас живете и под нашим правлением.

Макс смеется — низкий скрежещущий звук, от которого вибрирует пол.

— Ты слишком много на себя берешь, гоблин, но я согласен на твои условия. Даю слово, что не буду вмешиваться ни в дела людей, ни в ваши планы.

— Хорошо.

Меня поднимают и перекидывают через чье-то плечо. Я могу видеть только боковым зренем. Кирпичи башни, когда мы выходим из логова Макса на крышу. Потом что-то обвязывается вокруг моей головы, и я погружаюсь в темноту.

* * * * *

Я очнулась, но ничего не помню. Меня окутывает тьма, густая и гнетущая. Лежу на спине, подо мной что-то мягкое. Холодный металл обвивает мои запястья и лодыжки. Тяну. Цепи гремят по обе стороны от моей головы, ещё на ногах. Страх скручивает мой желудок. Я не мертва, но это намного хуже.

Темноту сменяет полумрак. Тонкая полоска света выглядывает из-под того, что может быть закрытой дверью. Комната маленькая. Я вижу очертания матраса, на котором лежу на грязном цементном полу. Стены голые. Наручники приковывают мои запястья к цепям, которые прикреплены к стене над моей головой. Таким же образом скованы мои лодыжки.

Я тяну. Наручники впиваются в запястья. Раскачиваю нижнюю часть тела и тяну изо всех сил. Ничего. Цепи прочные. Падаю, задыхаясь. Мое тело покалывает — вероятно, побочный эффект парализующего препарата.

В темноте, привязанная к матрасу в темной запертой комнате, я осознаю кое-что ещё: я совершенно голая. Моя одежда исчезла, её нигде не видно. Я провожу мысленный осмотр, проверяя различные части своего тела, но ничего не болит. Ничто не кажется осквернённым. Пытки ещё не начались.

По рукам и животу бегут мурашки. Не знаю, как долго я здесь. Вайят уже волнуется? Он начал меня искать?

Он не знает, с чего начинать. Я сказала ему только, что еду в центр. Он не знает Макса, а Макс не пойдет к Вайяту. Он дал слово не вмешиваться.