— Я здесь, Алекс. Это Эви.

Его ноздри раздулись. Он прищурился. Губы шевелились, пытаясь подобрать слова. Не раздалось ни звука, но я узнала очертания. Это было имя. Прикусила щёку изнутри, присела на корточки и протянула руку через решётку.

— Это Чалис, — проговорила я. — Возьми мою руку, Алекс. Я здесь.

Болезненная улыбка скользнула по его губам. Левой рукой медленно потянулся к моей, зацепившись пальцами без ногтей. Я подавила крик, но он, казалось, не заметил этого. Его внимание было приковано к моей руке. Одна маленькая задача. Сантиметр за сантиметром. Он сократил разрыв.

Коснулась его руки. Он остановился, довольный своим продвижением. Тяжело дыша, с раскрасневшимися на фоне смертельной бледности щеками, он смотрел на меня полуприкрытыми глазами.

— Алекс, они тебя укусили? — спросила я.

Он прищурился, но, казалось, не понял вопроса.

— Распрашивали меня, — с трудом выговорил он, хрипло выдыхая каждое слово. — Не знаю… ничего.

— Мне так жаль, Алекс. Так жаль.

— Думаю, не похороню… тебя всё-таки.

Не смогла сдержать слез. Они жгли мне глаза и горло, сжигая печаль в моем сердце. Я взяла невинную душу, втолкнула его в свой жестокий мир, и он умирал. Умирает, потому что я не осталась мертва в первый раз.

— Всё будет хорошо, — сказала я, задыхаясь от слов. От них несло ложью. Но я всё равно продолжила говорить. — Мы выберемся отсюда и отвезём тебя в больницу. Там позаботятся о тебе. У тебя будет вся нездоровая еда, которую ты сможешь съесть, пока тебе не станет лучше.

Уголок его рта дернулся.

— Мороженое?

— На любой вкус.

— Клубничное.

— Это лучшее, что ты можешь выбрать? Клубничное? Как насчёт шоколадной крошки?

— Перебор.

Я рассмеялась и потеряла дар речи в рыданиях. Погладила его пальцы, достаточно легко, чтобы он почувствовал меня, но недостаточно сильно, чтобы причинить ему ещё больше боли. — Хорошо, пусть будет клубничное. Много, с клубничным соусом и взбитыми сливками. Просто держись, ладно? Ты не получишь его, если умрёшь у меня на руках.

— Лучше не умирать.

— Да, лучше не надо.

Всё, что я могла сделать, это сидеть и касаться руки Алекса. Несколько капель крови вытекло из его носа и растеклось по бетону. Он, казалось, не заметил. Его глаза едва открыты, но волосы по-прежнему были темно-каштановыми. Может, мне повезёт, и я убью его только один раз.

— Ты, — сказал он.

Я покачала головой, не понимая.

— Алекс?

— Ты сделала это.

Выстрел в живот причинил бы меньше боли. Мука сжала мое сердце так сильно, что я не могла дышать. Он убрал руку и оставил меня хвататься за воздух.

— Алекс, нет. Прости меня.

Он закрыл глаза.

— Пожалуйста!

Его грудь перестала двигаться. Я уставилась на него, дрожа всем телом. Наступила тишина, громче раската грома и смертоноснее удара молнии. Он не пошевелился. Я позволила ему умереть. Это моя вина. Я сделала это, и он это знал.

— Алекс.

Я погрузилась в себя, рыдая сильнее, чем когда-либо в жизни. Свернувшись в клубок, обхватила руками колени и заплакала. Ненависть, печаль, потеря и беспомощность — всё слилось в один кипящий эмоциональный котел. Над всем этим возвышалось отчаяние, острое и болезненное, и тысяча осколков в моем сердце.

— Эви, пожалуйста, иди сюда.

Я слышала голос Вайята, но не могла заставить себя ответить. Проползти пять футов к своей стороне камеры слишком тяжело. Оставаться на полу было легче. Притворяться, что ничего не происходит, ещё проще. Может, если я останусь там достаточно долго, пол разверзнется и поглотит меня целиком. Покончит со всем этим. Прекратит страдание и сомнение.

Истерика утихла сама собой. Удушливое горе сменилось тихим всхлипами. Голова, казалось, весила целую тонну. Нос и глаза болели, горло саднило. Каждый мускул болел от лежания на бетонном полу. Я вытерла лицо, но не стала вставать.

— Эви. — Тревога в голосе Вайята разогнала туман в моей голове. Я развернулась и подняла голову. Он смотрел мимо меня, приоткрыв рот и нахмурив брови. Глаза расширены. — Эви, двигайся!

Я без раздумий последовала его приказу, перекатываясь к нему, снова и снова, пока не врезалась в прутья нашего общего барьера. Слишком быстро села и чуть не упала. Затем головокружение прошло, и перед глазами возник кошмар.

Алекс улыбнулся со своей стороны камеры, выпрямив спину и сцепив руки перед собой. Порезы и синяки покрывали его грудь, но он, казалось, их не чувствовал. Он провел рукой по волосам. Коричневая пудра ссыпалась по его пальцам на плечи, обнажив белокурые в крапинку пряди. Он вытер руку о боксеры. Наконец его глаза открылись достаточно широко, чтобы блеснуть лавандой, и он ухмыльнулся, как дурак, довольный жестокой шуткой.

Я ждала, что ещё больше гнева выплеснется наружу. Праведное негодование по поводу его обмана. Ненависть к шоу, которое он только что устроил. Будучи полукровкой, притворился мертвым, чтобы сделать мне больно. Вместо этого я испытывала только жалость. Алекс исчез. Полувампир передо мной не изменил этого факта. Вампирская инфекция безвозвратно меняет человека, не только физически, но и мозги. Его маленькое шоу только доказало, насколько вампир уже завладел человеком.

Алекс Форрестер был мертв во всех отношениях, кроме физического. Существо передо мной было просто ещё одним негодяем, которого нужно было упокоить.