— Что это означает для нас? — мой голос охрип.

— Возможно, нам нужно сократить наши последние прогнозы. Я имею в виду, время, которое осталось. Ваши жалобы усилились в последнее время? — доктор Мартин отклоняется назад и снимает очки. Потом потирает глаза.

— Немного, — отвечает Джей и я бросаю на него косой взгляд. Понятно, что он не будет постоянно жаловаться о том, насколько ему плохо. Но то, что он совершенно не рассказывает о своем самочувствии, ранит меня. — Появились некоторые новые симптомы, но о них меня предупреждали врачи из Вегаса. Ухудшение зрения, усиливающиеся мигрени и частые судороги...

Я впиваюсь ногтями в его руку, но он не реагирует, даже если это причиняет боль. Я ощущаю мою грудную клетку так, будто на ней сидит слон.

— Да, я так и думал. Мы можем постепенно увеличить дозу медикаментов, чтобы снизить симптомы. Но больше нам ничего не остается, если вы отказываетесь от остального лечения.

— Но ведь можно еще что-то сделать? — говорю я, местами уверенным голосом. — Что-то ведь должно быть?

— Опухоль сидит глубоко в мозге. Как вы уже знаете, удаление невозможно. Или же только с последствиями, которые я, как врач, не могу предсказать.

— Какими последствиями?

— Миа, оставь это, — тихо говорит Джей.

— При эктомии нам нужно будет удалить много тканей, что ожидается отказ многих мозговых функций. Полный паралич, потеря речи, даже искусственная вентиляция легких или подключение к аппарату жизнеобеспечения... И это не просто риск, а большая вероятность при такой операции. Даже биопсия, которую сделал врач в Лас Вегасе не прошла без последствий. Но удаление опухоли при ее размере и местоположении невозможно.

— Спасибо, — говорю безжизненным голосом. — Значит, это не рассматривается. Но какие еще варианты? Химия? Облучение? Медикаменты? Хоть что-нибудь?

— Ну, с химиотерапией и облучением возможно мы сможем замедлить рост опухоли. Нереально надеяться на то, что с одними медикаментами рак полностью исчезнет. Для этого он очень большой и пророс в большое количество тканей в обеих частях головного мозга. Но мы попытаемся при помощи химиотерапии и одновременно облучения уменьшить его рост и таким образом продлить немного жизнь мистеру Штерну.

Немного. Звучит не очень хорошо, но не безнадежно. Немного может превратиться во много.

— На сколько?

Мое сердце прыгает как теннисный мячик туда-сюда. Я сжимаю пальцы Джея, так сильно, что побелели костяшки моих собственных, и я, наверняка, причиняю ему боль. Но он не издает ни звука.

— К сожалению, это невозможно предсказать. Несколько месяцев, возможно год, в лучшем случае два, таковы примерно мои прогнозы. Конечно, может быть и такое, что опухоль не будет реагировать на медикаменты. Или придется прервать лечение из-за побочных эффектов. — Доктор Мартин пожимает плечами и снова надевает очки.

— Вы вообще врач или букмекер? — вдруг говорит Джей. Его губы побледнели, а ноздри зло раздуваются.

Врач тихо смеется.

— Мне очень жаль, мистер Штерн. Но на самом деле лечение такого рода опухоли выглядит больше как лотерея, чем наука. Мы можем только попробовать и ждать. Я бы с удовольствием сообщил вам новости получше, но, к сожалению... — доктор Мартин поднимает обе руки и позволяет им упасть. Темно-синяя ручка Монблан падает со стола. Он ее не поднимает.

— Какова стоимость лечения, если мы будем проводить его здесь? — в конце концов спрашиваю я. Джей поворачивается ко мне, выпучив глаза. Потом сощуривается, вскакивает со стула и спешно идет к двери.

— Это даже не обсуждается, Миа!

— Сколько стоит пройти лечение? — переспрашиваю я, не обращая внимания на Джея. Мой пульс растет.

— Мы предлагаем гамма облучение, которое возможно только в нескольких клиниках. В Лондоне мы единственные. Насколько это облучение эффективнее обычного еще полностью не изучено, но результаты говорят сами за себя. Кроме того, так будет больше сохранено здоровых тканей. Но все же результаты лечения злокачественных глиобластом не такие утешительные, как доброкачественных опухолей. Это нужно учитывать, принимая решение, я не хочу давать вам ложных надежд. Химиотерапию вы можете провести в любой из клиник Лондона, стоимость которой полностью покроет Национальный Центр Здоровья. Нет необходимости, чтобы мы...

— Я хочу знать сколько это стоит, доктор Мартин, — спокойно произношу я, несмотря на то, что во мне бушует ураган да так, что аж самой страшно. Джей ходит позади, как тигр, загнанный в клетку, но я игнорирую его. Его отчаяние больно ранит меня, хочется рыдать навзрыд. Но я должна быть сильной. Взять ситуацию в свои руки.

— Один сеанс облучения стоит пятнадцать тысяч фунтов. Если опухоль среагирует хорошо, через несколько месяцев можно будет повторить, чтобы закрепить положительный результат. Бывают случаи, что пациенты после года облучения проживали до пяти лет. К этому идет химиотерапия приблизительно за десять тысяч и Авастин, что мы будем параллельно вводить.