— Только не налево, — заявил Бильбо.

— И не направо, — дружно поддержали гномы.

— А может, совсем не пойдём? — предложил Бомбур.

— Нет, мы пойдём, — решил Торин. — Куда именно, я говорить не буду, чтобы не подслушали враги, но мало нам не покажется только Под Горой, да и то вряд ли.

— Ура! — обрадовались гномы. — А мы пойдём на север, а вас съедят собаки!

Под «вас» они подразумевали, конечно же, Гэндальфа. А о собаке Сарумане — вообще ни словом не обмолвились.

Чёрный Лес оказался довольно поганым местечком. Сюда даже солнечный свет не доносился, паутину не снимали уже несколько веков, а из съестного в меню имелись только чёрные белки, которые вызывали: у гномов — изжогу, а у хоббита — приступы буйного раздражения.

Из грибов же росли одни мухоморы и бледные поганки. Гномы попробовали стрелять мухоморов, потратили уйму стрел, но сбили только один. Когда его зажарили, он оказался несъедобным, и мухоморы оставили в покое.

Бильбо, правда, попытался что-то сжевать, но быстро отступился. Так была развенчана байка о том, что хоббитские желудки могут переварить всё, кроме отсутствия пищи.

Между тем, угроза голода становилась всё реальней. Сначала съели всё, что нашли в рюкзаках, потом — сами рюкзаки, и голодающие гномы Поволжья искали, что бы ещё съесть. Хоббит питался сначала за счёт заначек, потом за счёт внутренних резервов, но под конец и он побледнел и осунулся.

Однажды появился единорог, которого неграмотные гномы приняли за оленя. Торин уверенно и метко послал стрелу, но единорог всё равно сбежал.

— Уверен, что я не промахнулся, — горячо доказывал король.

— Да уж, — мрачно подтвердил Бомбур, тщетно пытаясь вытащить стрелу из афедрона.

— Смотрите, между деревьями огонь, — увидел Балин.

«Опять тролли», — мрачно решил Бильбо.

— Это, наверно, эльфы, — догадался Торин. — Давайте пригласимся к ним, может угостят на халяву.

Но едва они вступили на поляну, как всё пропало. Остался только халявный хавчик и ящик здравура с чисто эльфийским названием — «Столичная».

— Барук Казад! — обрадовались гномы.

На голодный желудок — много ли надо? Все гномы перепились в дребедень, и даже хоббит слегка опьянел.

Он свалился под дерево и задремал.

Проснулся он от того, что кто-то заворачивал его в паутину. Продрав один глаз, Бильбо увидел какого-то странного мужика, и у того тоже была шерсть на лапах.

«Наверно, он тоже хоббит», — подумал Бильбо.

Вот только лап у странного мужика было не то шесть, не то восемь.

— Ты кто? — спросил Бильбо.

— Я — Спайдермен, — ответил мужик. — Я тут пауком работаю. А вот кто ты?

Бильбо задумался. Как раз этого он и не мог вспомнить.

— А я — хоббит… Или всё-таки Хогбен? нет, пожалуй-таки, хоббит. И зовут меня… кажется, Фродо, но точно не помню.

— Хорошо, что ты вовремя очнулся, Бильбо, — сказал паук. — Ещё минута, и ты бы уже не мог шевельнуться, и не потому, что я тебе впрыснул бы яд, а потому, что фамилия у тебя — Бэггинс.

Бильбо отшвырнул паука ударом карате, выхватил кинжал и ловко перерезал ствол дерева, к которому был привязан. Немного позже, до него дошло, что перерезать паутину было бы не в пример легче.

Если бы паук знал, что ему грозит, он точно бы сделал харакири, но пока он тормозил, дерево упало ему на голову, выбив к чёртовой матери отсутствие мозгов.

Когда Бильбо окончательно протрезвел, был уже день.

— Понял? — сказал он мёртвому пауку. — Я когда хоббит, а когда и беспощаден. А тебя, — обратился он к острой железяке, — я буду называть Жалом.

— Служу Советскому Союзу! — обрадовался кинжал. [6]

С похмелья у хоббита дико болела голова. Он решил пойти похмелиться, а заодно и гномов поискать. Лихолесье хоббиту совсем не нравилось, он страдал мигренью и ностальгией.

Гномы висели на ветках, упакованные в паутину. Их забрали, когда они были под мухой, а где мухи, там, само собой, и пауки. Они уже мысленно прощались с жизнью, Гэндальфом и золотом Смога (которое они по непонятным причинам считали золотом гномов). Спасения не было.

И тут вдруг появился кто-то, слегка похожий на хоббита, только невидимый и с Кольцом Всевластия на пальце. Гномы встрепенулись. Бомбур, избитый и исщипанный пауками, жалобно повизгивал.

«Бедняга, — подумал Бильбо. — Его тоже мучает ностальгия».