Принцесса кивнула, не отводя взгляда от своих перчаток.

Итак, официальная часть пройдена, осталось немного потолкаться на балу и можно быть свободным. Как я не люблю эти выходы в свет!

Меня кто-то обхватил за шею. Хотя почему «кто-то»? Такая фамильярность присуща только одному человеку.

— А-а, вот вы где!

— Руку убери!

Венди нехотя отстранился. Вырядился он так, словно решил сразить наповал всю женскую половину бального общества. Желтый парчовый камзол, белопенные кружева, обтягивающие штаны, туфли, затканные золотом, лента в каштановых волосах. И сразу же принялся за Лилу-Анну, облобызал ей ручку и с жаром заговорил на кэшнаирском… «Вы так прекрасны и удивительны, что я не могу отвести от вас взгляда… Даже забыл, куда шел…»

— Забыл, значит?.. — На темном я разобрал лишь несколько слов… — Так я напомню!

— Погоди! — схватил он меня за локоть и зашептал в ухо: — Я тренируюсь. У меня никогда не было кэшнаирки!

Я измерил его уничижительным взглядом и вырвал локоть.

— Тренируйся в другом месте!

— О! Я понял! — осклабился он. — Это ревность.

— Ревность?!

— Ты часом не влюбился?

— Что?

— Могу помочь. Начни с комплиментов. Я научу. Даже на кэшнаирском. И почаще бери ее за руку. Девушки такое любят.

— О! Я понял! — подхватил я его шутливый тон. — Опять хочешь размяться? Так я палку принесу.

Он с невозмутимым видом оправил камзол и взял с подноса бокал вина.

— Приятного вечера! — раскланялся он.

И мы с Лилу-Анной снова остались одни посреди веселящегося народа.

— Что ж мне с тобой делать?

Она не ответила, теребя бантик на платье. Я взял ее руку и продел под локоть. А если мы незаметно уйдем?

— Почему вы здесь, а не там? — Как демон из бочонка выпрыгнула Пати, вся раскрасневшаяся и веселая. — Веди принцессу танцевать! Или ты уже? Или… — Ее лицо потемнело. — Не вздумай бежать! Ты тут до конца бала! Приказ императора! Так что… — на ее губах заиграла улыбка. — Наслаждайтесь приятным вечером!

Они что, сговорились?

Сестрица ушла, повиснув на руке виконта, делая мне жесты, не стоять столбом.

Пусть бы лунники, что ли, напали. Я тягостно вздохнул.

— Зэр трае*? (Идем танцевать?* (кэшн.))

Несколько часов пролетели незаметно.

Танцы Садовые Розы, Пасадан, Бриз Клеменции танцевали не раз. Это оказалось почти так же занятно, как охота в Черных Лугах.

— А где Лилу-Анна? — отвлекла меня от разговора Пати и смерила недовольным взглядом мою собеседницу — черноволосую молодую девушку.

— Мне-то откуда знать? Бродит где-то.

— Где-то? Не ты ли это должен знать наверняка? Кармаэль, — зашипела сестра, отвернув меня от новой спутницы, — найди ее немедленно! И что за фокусы, когда у тебя есть невеста?

Она надо мной издевается или память отбило?

— Во-первых, с чего я должен ходить за Лилу-Анной? А во-вторых — и это главное — она мне не невеста! Тебя-то почему волнует эта темная? Не пытайся мной командовать, Патриция! Я во всем этом участвую лишь по воле императора. И не обязан нянчиться с кэшнаирской принцесской! — Делать больше нечего! — Так что будь добра, оставь меня в покое!

— Да ты… — В глазах Пати стояли слезы. — Да ты просто своевольный мальчишка! — замахнулась она.

— Что тут происходит? — перехватил ее руку Венди. — Новый танец разучиваете? И опять без меня!

Патриция изумленно хлопала глазами, взирая на его довольную физиономию.

С самого детства сестрица могла похвастаться взрывным характером и склонностью оберегать беззащитных зверьков, начиная забавными пушистыми грэмурами, с розовыми мягкими лапами, и заканчивая таталами, забавными и пушистыми… пока маленькие… вырастая, эти твари способны сожрать с потрохами целый взвод слуг, включая и саму благодетельницу.

Вопрос в том, кем окажется Лилу-Анна — безобидной грэмурой или опасной таталой?

Размышления прервала звонкая пощечина.

— За что? — прижал Венди ладонь к покрасневшей щеке.

Пати не ответила, презрительно хмыкнула и величественно удалилась.

— А ничего, бодрит! — признался друг. — Своевольный мальчишка, значит… — ухмыляясь, окинул он меня взглядом.

— Тебя по-хорошему попросить, за другими не повторять, или как получится? — спросил я, не теряя добродушия на лице.

Потеряв ко мне интерес, Венди с прищуром принялся изучать кокетливую особу, с которой я разговаривал минуту назад.

— Беатриче… А у тебя недурной вкус, — ткнул он меня локтем в бок, и я подавился вишенкой с коктейля, с трудом ее проглотив.

— Знаешь ее? — просипел я в ответ.

— А ты не помнишь? Во время дарений она присутствовала в тронном зале с папашей и строила тебе глазки.

Я взглянул на девушку еще раз: черные локоны и выразительно черные глаза.

— Нет, не помню.