Девушка помогла ему, подставляя плечо, и через дверь провела его прямо в свою комнату.

Вся обстановка являла собой готический стиль. В отличие от замка других демонов, её освещением служили оплети синих роз, они были словно настоящие, но всё это было тончайшей магией.

Огромная кровать с балдахином, вырезанная из белого дуба, стояла в центре комнаты, здесь спать можно было пятерым, два кресла по углам, огромное зеркало и туалетный столик. Всё было в одном стиле, и чувствовался прекрасный вкус хозяйки.

Усадив парня в кресло, Мэри принялась искать нужную склянку, открыв невидимый никому тайник в стене.

— Обещай, что убьёшь меня быстро и не будешь мучать! — Почему-то она рассмеялась.

Девушка мягко и бережно обработала рану. С ним… Даже в этом холодном замке, с ним было тепло, и Мэри мягко улыбнулась, опускаясь у его ног, садясь прямо на пол.

От её прикосновений по коже побежали мурашки, и пересохло во рту. И это при том, что она лишь обрабатывала рану, и при том, что Елисей был очень слаб, и мучился от боли. Убить её? Сердце больно сжалось. Да, когда-нибудь — возможно, но пока — он даже думать о подобном не хотел.

Мария опустилась у его ног, так доверчиво, так по-детски как-то, и Елисей мягко погладил девушку по голове, притянул к себе, укладывая её голову на свои колени. Это демонические чары? Может быть… Пускай… Главное — что в сердце вновь тепло.

Мэри вдруг стало так спокойно и от совсем недавней опустошённости не осталось и следа, сердце наполнила тревога и теплота. Да, ей было тепло с ним. От его прикосновения девушка, вздохнула, нет, не потому что ей было неприятно, просто уже давно к ней не проявляли тепла. Желание, страсть, ненависть, но тепла — никогда… Этот парень, странный и совсем не такой как все. Мария лежала спокойно, и словно кошка наслаждалась каким-то странным теплом парня.

— Мэри… — Голос Елисея был тихим, он не нарушал этого мирного спокойствия. — Скажи, а… Почему ты мне помогаешь? Почему же ты боялась, что я умру? Ведь разве не это твоя цель — помешать мне любым путём?.. — Он говорил и ласково перебирал пряди девушки, гладил по голове, словно бы успокаивая.

Девушка лежала затаив дыхание, и каждое касание парня, отдавало в самое сердце, даже мурашки бежали по коже, подобного она никогда в жизни не испытывала. А голос его словно журчание ручья проникал внутрь, глубоко. И, забыв обо всём на свете, ей хотелось сказать всё, как есть, сказать, забыв о том, кто она, и кто он… Даже забыв о том, что Умберту может видеть их, слышать. К ней так давно никто не был просто ласков, а она словно бродячая собака, ласкалась к первой руке, которая погладила и приласкала.

— Я не хочу, что бы ты умирал. Мне плевать, что будет со мною дальше. Мне уже давно нечего терять, а тебе есть что. — Девушка резко подняла голову, материализовав блокнот и ручку, она набросала записку. Даже если Умберту мог видеть её и слышать, записи ему было ни к чему читать и просматривать, за время жизни с ним она неплохо его изучила. Чернила были магические и их, всё же, даже высшему было сложно разобрать, хотя и возможно.

"Этой ночью я попыталась усыпить бдительность высших. Я устала жить так и выполнять задание не стану. Я помогу тебе добраться до Москвы, и там ты выполнишь свой долг. Если, конечно, Люциус не прикончит меня быстрее. Прошу только об одном — по окончании пути дать мне покой. Я не хочу вечности, не хочу больше быть игрушкой. После того, как прочтёшь, уничтожь листок в огне".

— Вот, прочтёшь это когда будешь один. За тобой одним, даже если захочет, он следить не может. — Мэри дрожащей рукой всунула листок в руку Елисея.

Это решение к ней пришло утром, спонтанно и неожиданно, как и то странное видение голубых глаз, которое так часто возникало перед нею.

Елисей молча кивнул, и спрятал листок в карман джинсов. Он гладил её волосы, руки, а потом поднял девушку с пола, усадил к себе на колени, прижал её к своей груди и замер, греясь и улыбаясь, у него слегка кружилась голова — видимо, последствие падения. Но отчего-то ему было так хорошо именно сейчас, именно с ней… С демоницей… Казалось, она понимала его так, как не понимал ни единый человек на всей земле. А ещё, парню отчего-то было её жаль.

Мари как-то порывисто обняла парня за шею, словно боялась сама своих действий. Она не понимала, не осознавал своих странных порывов, и вся пустота, беспроглядная тьма и бездна внутри неё заполнялась какой-то странной нежностью и запахом белокурых волос, в которые она зарывалась носом, прячась, будто, от всего на свете. Почему он так добр к ней? Почему не ненавидит?.. Нет, к чёрту все вопросы, если и умирать — то пусть хотя бы от его руки…

Елисей обнял девушку в ответ, мягко, нежно и тепло, погладил пальцами по щеке.

— А знаешь, знаешь, мне такие мысли сейчас в голову лезут! Эх, Мэри, да может ну его, мир, сбежим от всех, построим домик у моря… — И он вдруг рассмеялся, так легко, так задорно и по-детски.

— Я бы сбежала, правда, забыла бы обо всём. Но знаешь, мне не скрыться от Люциуса, и от Умберту тоже, они достанут и из-под земли, и… Нет, у меня нет будущего, Елисей, нет выбора, я проклята и не смей никогда любить меня… Слышишь? Никогда! — Она смотрела в его растерянные глаза, и готова была плакать.