Алдия часто беседовал с Нашандрой: часто в том смысле, который применим к членам королевской семьи — раз в десять-двадцать дней. Королева, соблюдая приличия, обязательно просила супруга присутствовать при разговорах с деверем, но Вендрик, разумеется, далеко не всегда имел возможность даже на пару часов раз в десять дней вырваться из бесконечного круговорота монаршьих обязанностей. Однако примерно на каждой третьей встрече он всё же присутствовал, но обычно почти не принимал участия в разговоре, просто сидел, молча слушал и со странной, рассеянной улыбкой любовался женой. Алдия исподволь наблюдал за ним, снова и снова поражаясь произошедшим в брате переменам.

Вендрик стал намного спокойнее, рассудительнее — хотя он и раньше не отличался легкомыслием; он рассказал брату, что стал намного дольше и лучше спать — почти как в те времена, когда еще не был нежитью, и что даже поглощенная сила Душ Повелителей не так сильно тяготит его, как раньше.

Алдия радовался за брата… И при этом не мог отделаться от тягостного предчувствия беды. Он не мог понять, с чем это связано. Он не видел в королеве признаков вынашивания коварных планов, направленных на то, чтобы причинить вред королевству или Вендрику; напротив, во всех словах, жестах и поступках Нашандры сквозила настоящая преданность своей новой роли и любовь к супругу. Но всё же…

Архимаг чувствовал: что-то не так.

Он зарылся в книги, проверяя и перепроверяя полученные от Нашандры сведения о местах, людях и событиях, с которыми она, по её словам, сталкивалась в своих странствиях. Пока всё было гладко… и именно это настораживало ещё больше. Как может человек, частично утративший какие-то одни воспоминания, так чётко и в таких подробностях сохранить другие?

Нашандра не помнила ни своего детства, ни семьи, ни дома. По её рассказам складывалось впечатление, что первые полтора десятка лет своей жизни она провела в беспамятстве, а потом вдруг внезапно осознала себя в какой-то рыбацкой деревушке, в хижине из почерневшего от воды плавника, с протекающей крышей и развешанными по стенам полуистлевшими мокрыми сетями. Рядом никого не было, но она отчетливо осознавала, что у неё есть близкие — скорее всего, сёстры. Что они сейчас далеко, но когда-то были неразлучны.

— И я должна их найти, — прошептала Нашандра, и в серо-стальных глазах её вдруг загорелся тревожный фиолетовый огонёк — как отражение взгляда Алдии.

Поиски, доказательства. Книги, документы. Летописи, рукописи. Достоверные, сомнительно достоверные источники. И заведомо недостоверные — для проверки, не воспользовалась ли Нашандра и ими, по неопытности или намеренно.

Всё было гладко. Всё было правдой. И… Всё было ненастоящим.

Алдия окончательно потерял покой. В конце концов он поймал себя на том, что меньше внимания уделяет своим экспериментам, чем попыткам разоблачить Нашандру. И его изрядно смущало и настораживало то, что отсутствие подтверждений его подозрениям не радует его, а пугает еще сильнее.

Чем больше Алдия проверял полученные сведения, чем больше получал подтверждений тому, что королева не лжёт — тем тяжелее становилось у него на душе.

Он не мог ей поверить.

Он должен был ей поверить.

Он хотел ей поверить. И ради брата, и…

Но не мог.

И это сводило его с ума.

Если предположить, что он — да и все они! — в то время ещё пребывали в своём уме.

Нашандра была нужна Дранглику — Алдия это чувствовал. Вот только не мог понять, для чего именно. Возможно, она принесла процветание. А возможно — семя разрушения, которое уничтожит их всех и сравняет с землёй их королевство — но в будущем прорастёт чем-то новым, неизмеримо более прекрасным, чем тот порядок, который принёс на эти берега король-нежить, носитель силы Древних Повелителей.

Алдия. Сейчас.

После завтрака архимаг заперся в своём кабинете. На замок, цепочку и три заклинания. Посмеиваясь сам над собой: какой толк в этих предосторожностях, если стоит той, от кого он так тщательно заперся, едва слышно постучать-поскрестись в дверь, как он тут же отомкнёт все запоры?

Отказывать ей он так и не научился.

Жизнерадостный солнечный свет резал глаза и невыносимо контрастировал с мрачным настроением и тяжёлыми мыслями. Задёрнув тяжёлые занавеси, Алдия опустился в кресло, откинул голову на спинку и вцепился в гладкие резные подлокотники.

Что она предложила?.. О чём она говорила?!

«Я могла бы помогать тебе в лабораториях».

Девочка моя…

Корчащиеся тела подопытных. Извивающиеся в нескончаемой агонии, которую даже предсмертной нельзя назвать — избавляющей смерти она за собой не несёт. Вернее, несёт — но далеко не всем. Не всем так везёт.

Тяжёлый запах крови. Шипение кислоты, чад горелок. Отвратительная вонь испарений всевозможных реагентов.

И звуки.

Шипение, бульканье. Хруст.

Крики. Нечеловеческие визг, вой, рычание и стоны. И человеческие — тоже.

Архимаг отдёрнул ладони от внезапно раскалившихся подлокотников. В воздух поднялись две струйки дыма. Поднеся руки к лицу, он отстранённо отметил: пара новых ожогов поверх старых шрамов от кислоты и неудачного применения заклинаний. И, конечно, это не подлокотники раскалились. Это его, Алдии, внутренняя ярость рвётся наружу через руки — его единственное и смертоносное оружие.