От созерцания собственных ладоней и невесёлых подсчётов, сколько же на них крови, архимага отвлёк осторожный стук в дверь. Вскинувшись, Алдия недовольно скривился — ни с кем, особенно с той, кто предположительно стоял сейчас по ту сторону массивных двустворчатых дверей кабинета, разговаривать ему решительно не хотелось. Он ещё не был готов вернуться к миру. А миру, как обычно, было наплевать на желания какого-то жалкого человека, слабого и несовершенного существа.

— Ваша светлость… — раздался за дверью робкий голос. Мужской.

Слава Свету, хоть не Шаналотта…

— Чего надо? — Алдия не имел ни малейшего желания разыгрывать любезность перед собственным камердинером.

— Вашей аудиенции просит некий странствующий маг, — тихо, но твёрдо проговорил слуга. — Он настаивает на срочности своего дела и велел передать, что прибыл в ответ на вашу невысказанную просьбу.

В полумраке комнаты словно сверкнула молния.

Чёрная молния.

— Что? — Алдия сам не заметил, как оказался возле двери, торопливо снимая заклинания и отмыкая механические запоры. — Повтори! — он распахнул створки, едва не сбив с ног съёжившегося от испуга камердинера. — Он так и сказал — в ответ на невысказанную просьбу?

— Да, ваша светлость, — бедный слуга попятился от грозного архимага и, казалось, от испуга стал вполовину меньше ростом, — именно так он и сказал. И представился как…

— Навлаан, — Алдия, отшвырнув тщедушного камердинера в сторону, буквально вылетел в коридор. — Он здесь. Всё-таки он здесь…

Сожженный дневник Алдии

Она предложила мне помощь в лабораториях. И вот тут мне стало по-настоящему страшно. А что если она знает, что делать? Лучше меня знает — и прекрасно понимает, какова ее истинная цель?

Что если, создав Шаналотту моими руками, драконы позаботились о том, чтобы кто-то помог им возродиться? Но с какими целями? Ведь это не наша, не человеческая воля. Они уничтожат нас. Им не важно, прокляты люди или нет. Люди вообще не должны существовать в мире, хозяевами которого будут (были? всегда были и остаются?) Присносущие Драконы.

Но что если я ошибаюсь? И она — просто ребенок, который боги знают почему привязался ко мне и искренне желает помочь — мне и всему человечеству?

Фиолетовый или золотой?

Я не знаю…

И вот еще что меня всерьез пугает. Как же я теперь буду спать?

Алдия. Очень давно

Вряд ли большинство из тех, кто знал Алдию в нынешние времена, способны были вообразить, что когда-то он еще не являлся могущественным, внушающим трепет и даже ужас колдуном, жестоким экспериментатором, хладнокровным убийцей — а ещё герцогом и магом на службе короны, вельможей с безупречными придворными манерами. Вряд ли те, кто начинал испуганно озираться лишь при одном упоминании его имени, узнали бы будущего архимага в щуплом, хмуром и сосредоточенном студенте Мельфийской академии. В студенческие годы Алдия был целеустремлённым и жадным до знаний, уже тогда предпочитал общество книг и рукописей развесёлому студенческому времяпрепровождению и быстро сделался объектом необидных, но всё же постоянных насмешек соучеников.

Впрочем, замечал он эти насмешки не чаще, чем опускающиеся ему на воротник пушинки отцветших растений. Он уже тогда был всецело поглощён своей задачей.

И что уж греха таить — тогдашнее «чудовище» было чудовищно наивно. Видимо, в силу недостаточно близкого знакомства с виднейшими представителями основных магических школ. Впоследствии от былой восторженной одержимости не осталось и следа — как и должно было случиться. Работа есть работа. Идеалы тут совершенно ни при чём.

Итак, в самом начале своего пути мага Алдия искал то же, что и бесчисленные чародеи и алхимики до него — и после него. И никто ведь так и не преуспел, но поиски всё же продолжались с одержимостью, о которой даже не скажешь, что она была достойна лучшего применения.

Все они жаждали подарить человечеству — и себе, конечно же! — бессмертие.

Истинное бессмертие — бессмертие тела и души.

После того, как брат Алдии стал нежитью, то есть по сути своей бессмертным существом, для которого невозможно окончательное умирание, проблема смертности человеческого тела приобрела в глазах будущего архимага иную окраску. Он видел Тёмную Метку, видел, как от неё по всему телу расползаются щупальца тления и разложения, превращая человека в собственный ходячий труп. Обратить процесс было возможно, но лишь на короткое время и при помощи чрезвычайно редкого артефакта — субстанции человечности, заключённой в некое подобие сосуда, сплетенного из тонких веточек или корешков. Субстанцию эту, по слухам, можно было добывать из умерщвлённых людей и не опустевшей нежити, но искусством изъятия человечности обладали только последователи самых жестоких и отвратительных магических культов, которые ныне были строжайше запрещены, а их адепты истреблены или изгнаны как можно дальше.

И всё же Алдия всерьёз заинтересовался практиками упомянутых культов. Он был уверен, что субстанция человечности определённо имеет самое прямое отношение к интересующей его проблеме. Вот только как её исследовать, учитывая, что её практически невозможно раздобыть?..

В университете имелся закрытый архив, где хранились запрещённые к прочтению труды тёмных магов. По-хорошему все они подлежали уничтожению, но, судя по всему, у учёных просто не поднималась рука сжигать книги и древние манускрипты, даже содержащие смертельно опасные заклинания и описания отвратительных и безумных ритуалов. Так что в подвале главной башни университета имелось одно запертое на десятки хитроумных замков и смертоубийственных заклинаний помещение, в которое Алдия положил своей целью пробраться.