Обстрел вскоре прекратился. Буденновцы опять сели на своих коней и редкой цепью двинулись через переправу.

– Теперь они уже перейдут реку, будь уверена, - проговорила Маша.
– Ну, давай, начинай...

И девушки опять открыли огонь по красноармейцам. Однако те не остановились, а только пришпорили коней и вскоре выбрались на берег. Здесь они выхватили шашки и с диким воем устремились к трупам коней. Буденновцы надеялись захватить там отчаянных "беляков".

– А здорово мы их надули!
– улыбнулась Маша, словно не понимая опасности.
– Кажется, штук семь отправили - чертям коммунизм проповедовать.

Буденновцы покружились вокруг мертвых коней, а потом рассыпались в разные стороны в поисках притаившихся белогвардейцев. Часть ринулась к камню.

Девушки поняли, что смерть или позорный плен теперь неизбежны. Катя порывисто и быстро поцеловала Машу:

– Прощай. Теперь точно конец.

– Зачем конец?
– холодно ответила ей Маша закладывая

последнюю обойму в деникинский маузер.
– Мы еще подеремся.. За За Россию!.. За русских! Огонь!

Двое будённовцев, совсем близко подскакавших к опасному камню, слетели со своих сёдел. Испуганные кони шарахнулись прочь, волоча по мокрым речным камням безжизненные трупы.

Беглецы были обнаружены.

С торжествующим ревом будённовцы, сверкая стальными острыми шашками, всей ордой двинулись на двух юных девушек.

Катя быстрым движением стиснула сестру за плечо и приставила дуло боевого маузера к груди.

– Прощай!..

Все это произошло так быстро и неожиданно, что Маша успела лишь схватить сестру за руку, уронив маузер. Разъяренная банда буденновцев обрушилась на безоружных, нанося им удары, кто чем мог...

– Стой, хлопцы!
– спохватился командир отряда, вспомнив, что ему приказано поймать и доставить беглецов живьем.

С большим трудом ему удалось разогнать взбесившихся головорезов и прорваться к пленницам. Те лежали неподвижно, как мертвые, залитые кровью, в разорванных одеждах.

– Собакам собачья смерть!
– злобно проворчал рябой красноармеец. Потом усмехнулся.
– Ге, да это девки!.. Но кто же из них шпион? Шпионка, то есть... Они обе так изувечены, что и разобрать непросто.

– Точно девки!
– усмехнулся другой красноармеец. Надо будет попросить у товарища Буденного, чтоб перед тем, как этих чертовок в расход пустят, пусть он их нам выдаст - во временное пользование...

– Взять обеих!
– приказал командир.
– Но сначала отберите портфель с бумагами.

Буденновцы осмотрели Машину сумку, со всех сторон ощупали Катю, но никаких бумаг не нашли.

– Бумаг нет. Исчезли.

– Как, нет? Как так исчезли?
– растерянно пролепетал командир.
– Ну, конец нам пришел: товарищ Буденный всех нас в расход пустит.

Рассыпавшись вдоль берега, буденновцы осмотрели седла мертвых коней, каждый камень, каждый кустик, но бумаги исчезли бесследно.

Рябой красноармеец обмыл лица девушек водой и только тогда опознал Катю - парнишку-комсомольца, служившего при штабе Буденного. Командир велел везти ее с особой осторожностью, на случай, если она, вдруг, окажется жива.

– А что делать с этой чертовкой?
– спросил рябой, свирепо толкнув сапогом безжизненное тело Маши.
– Приколоть, что ли, на всякий случай?

– Взять и ее в лагерь. Там разберем.

И отряд буденновцев отправился в обратный путь, захватив пленников.

Рябой грубо бросил Машу поперек седла и медленно двинулся

вслед за отрядом. Изредка поглядывая на бледное, окровавленное лицо девушки, он злобно ворчал:

– Я тебя довезу, гадюка!

Переехав брод, он незаметно отстал от отряда и, наконец, остановился на крутом обрыве. Слез с лошади и, сбросив беспомощную Машу на траву, он еще раз пнул девушку ногой:

– Я тебе покажу, змеюка деникинская, как красных бить!

С этими словами буденновец схватил Машу на руки и, раскачав, бросил с обрыва в злобно клокочущие, седые буруны закипающей в темноте речки.

– Купайся, чертовка буржуйская!

И, словно желая проверить, куда упало тело, буденновец нагнулся над обрывом и глянул вниз...

В то же мгновение какая-то черная фигура беззвучно выступила за его спиной. В воздухе сверкнул кинжал, и красноармеец свалился в черную воду Днепра вслед за своей жертвой.

Глава 12. Наперегонки.

Оставив сестер, Таня торопливо, ползком пробиралась к молодому дубу, одиноко стоявшему у проселочной дороги, в стороне от реки. На спине у нее болталась сумка с буденовскими бумагами. Время от времени Таня останавливалась, осторожно приподнимала голову, оглядывалась назад. Ее мучила ужасная мысль о том, что ей пришлось покинуть сестер в такую минуту.