Шрифт:
Тудиль пожамкала беззубым ртом и кивнула головой, скрывая раздражение.
«Оставь подачку себе! Не для тебя стараюсь!»
Она соблазнилась щедрой наградой Госпожи, а теперь, когда пришло время выполнить договор, боялась, что Сар сразу догадается: кто приложил руку к хитроумной западне.
«Оторвет голову, и дары ни к чему будет. Эх, домик, мой уютный маленький домик! Скорее бы закончить, и унести ноги», — вздохнула ведьма, сожалея, что ввязалась в передрягу. Чего только стоило ковылять по замку и кряхтеть, изображая старую, немощную перечницу, перед оборотнем, глядевшим с язвительной усмешкой на ее потуги. А как брезгливо косился на Франа, после ночей с Айей, которую тоже видел настоящую, без прикрас.
«Мохнатая выскочка!» — Талазу задевали его ироничные улыбки. Однако она и сама с интересом наблюдала, как ушлый оборотень переживает сердечные страдания, ходит вокруг Аны, пытаясь сохранить гордость и шкуру.
«А они были бы хорошей парой… — подумала с сожалением. — Но Госпожа получит его любой ценой. А так хотя бы Ана вернется домой. Или тут останется, найдет себе мужа, какого-нибудь мелкопоместного фая, перестрадает и заживет…»
Талаза сожалела, что обстоятельства складывалось так, а не иначе. Она восхищалась совершенным творением Великой Атины и понимала: с его гибелью навсегда исчезнет свидетельство высочайшего колдовского мастерства и таланта. Если бы не ненависть Госпожи к оборотню, возможно, отважилась бы замолвить за него словечко, но при одном упоминании о нем, голос нанимательницы становился ледяным, а взгляд преисполненным ненавистью.
Она хотела бы, чтобы все сложилось по-иному, но, дав согласие выполнить работу, отступить не могла, и утром предстояло перейти к воплощению коварного плана.
Асаар злился: разыскать неприметный камешек среди огромного замка — неимоверно сложно. Время шло, а он так и выяснил, где хранится «слеза». Даже близко не подобрался.
Первым делом разыскал хранилище Лефов. Металлический запах монет, едкий из-за кислоты, использованный при чеканщике, привел его к глухой башне, без окон и щелей. Потемневшие от времени камни хорошо скрывали слабый зеленоватый отблеск, но он кожей чувствовал — сокровищница под охраной магии. Невероятно хотелось проникнуть и убедиться: там «слеза» или нет, однако понапрасну рисковать не хотел. Тем более, вспомнив слова тетушки, что камень поглощает магию, здраво рассудил: «Был бы там, защитный амулет утратил бы силу. Возможно, Фран носит его, чтобы уберечься от колдовства. Или Сольфен?»
Важным доказательством, что «слеза» может находиться у Сольфена, Сар считал поведение Аны, поэтому облазил в покоях и кабинетах отца и сына каждый угол, все шкафы, осмотрел стены и полы, и тоже ничего интересного не нашел.
«Носит кто-то из них! — еще больше уверился. — Но как проверить?»
Невероятных усилий и ухищрений стоило подсыпать Сольфену в кувшин с водой снотворного, но он так и не отпил из него. И если бы тетушка не подсказала хитрость, Сару пришлось бы туго.
Она разыскала в зимнем Бореле цветущий пралис, источавший невероятный запах, и посыпала порошком. Цветы были мелкими, но, вдохнувший аромат Соль на несколько мгновений потерял сознание. Этого как раз хватило, что ловко обыскать его и убедиться: камня на юнце нет.
С каждым днем Сар все больше запутывался. Если бы обыскал и Франа, одной догадкой стало бы меньше, но как к нему подобраться? Будь больше времени, наверняка бы что-нибудь придумал, однако все случилось внезапно.
Сольфен как обычно прогуливался в молчании, а следом плелась навязанная отцом спутница. Они по-прежнему не разговаривали и старались делать вид, что не видят друг друга, но сегодня прогулка давалась особенно тяжело. Аола шла медленно, и он злился.
— Я постою, — внезапно прошептала она, облокотившись спиной на ледяную, черную от влаги стену.
Соль вначале подумал, что дочь фа Оули привлекает внимание, но ее болезненная бледность подсказала — это не лицемерие.
Остановился и предложил:
— Можем вернуться, — но Аола не ответила. Внезапно задрожала, схватилась рукой за горловину платья и захрипела. Струйка крови, хлынувшая из ее рта, напугала Соля. Он отступил, хотел побежать за помощью, но она закачалась и начала оседать.
Когда дверь распахнулась от пинка, тетушка от неожиданности подпрыгнула. А увидев бледного Сольфена, принесшего на руках бесчувственную дочь, рухнула на колени, прикрыла рот руками и безудержно завыла.
Соль надеялся, что фа Оули знает, чем помочь дочери, но по ее оцепеневшему виду, догадался, что женщина напугана не менее его. Донес Аолу до кровати, осторожно опустил и от растерянности и испуга не придумал ничего лучшего, как выбежать в коридор и закричать:
— Вернира! Вернира!
На ор из темноты, будто из ниоткуда, первым явился гигант. У Сольфена мелькнула где-то в подсознании мысль, что это подозрительно, но он не придал значения.
Асаар в два шага оказался около кровати, фамильярно положил руку на шею Аолы и с облегчением выдохнул:
— Жива!
Его непозволительное прикосновение к бесчувственной фа возмутило Сольфена.
«Любовники?!» — заподозрил он, увидев, как гиганта взволновал ее обморок.
От резкого запаха бодрящей смеси ресницы Аолы дрогнули.