«Не сидится ему на месте. То дикарь в лесу, то охранник во дворце, то дурак полоумный! Страшно подумать, кем в следующий раз станет? — ворочалась Юлиана в кровати, размышляя о будущем. — И хорошо бы, чтобы на новом месте было не холоднее, чем здесь, иначе дубу дать можно!»

Поразмыслив, решила, что в этот раз следует обязательно прихватить с собой пожитки, заработанные честным и отнюдь не легким трудом. Оставалось придумать, как это сделать.

«Сложить в сумку и припрятать в сундуке? Удобно, но портал может появиться в любом месте и вряд ли будет ждать, пока сбегаю за вещами. Расхаживать с сумкой — подозрительно. Остается только надеть как можно больше вещей, благо их мало, и надеяться, что не придется ждать месяц или два, как в деревне контрабандистов. Не сидится ему, заразе, на месте!»

У нее всего-то было две сорочки, два платья, чулки, двое панталон, жилет, плащ, шаль. Одно платье, надетое на другое, смотрелось странно, но в глаза сильно не бросалось. Зато двойные штаны давали больше тепла, а жилет, шаль и плащ Юлиана старалась теперь всегда брать с собой, даже если отлучалась в соседнюю комнату. Кухарки поддевали, но она отучивалась, что жар костей не ломит.

Она настроилась ждать, однако уже на следующий день, под вечер в хранилище увидела перед собой дрожавшее рябью зеркало.

«Эх, жаль не парой дней позже, получила бы жалование!» — с грустью вздохнула и шагнула в портал, навстречу неизвестному.

В светлой комнате с богатыми шелковыми обоями, коврами и резными диванчиками пахло цветами.

«Где это я?» — не успела домыслить, как двустворчатые двери раздвинулись, и в комнату вошли две женщины, в каждом движении которых чувствовались сдержанность, спокойствие и услужливость. Увидев ее рост, на их лицах не дрогнула ни одна мышца. Они поклонились и, не говоря ни слова, принялись Юлиану раздевать.

Потом одна поднесла тазик с водой для омовения ног, а другая проводила к кадке с горячей душистой водой.

Уже давно Юлиана не принимала ванну и, дорвавшись до такой роскоши, расслабилась и позволила делать с собой все, что дамы посчитают нужным. Что предстоит, она не знала, а помощницы отказывались произнести хоть слово. Оставалось только смириться и отдаться в умелые руки, каждое прикосновение которых было нежным и приятным.

Пока ей мыли волосы, натирали тело душистыми маслами, массировали ступни, она задремала от расслабленности и неги.

«Для Улаура или другого…? — Анка догадывалась, для чего ее тщательно моют. — С другим не хочу, но хорошо, если спросят согласия! Бестолку изводиться, если не могу ничего изменить».

Но самое удивительное началось, когда обтерли, подсушили волосы и принесли прекрасное темно-алое платье из тонкой, нежной ткани. Юлиана знала: матушка природа ее не обделила, но глядя на свое отражение в зеркале, не верила глазам. Чистые, струящиеся по плечам пышные волосы с нежнейшим душистым запахом, соблазнительное платье, медальон… Платье было слишком откровенным и подтверждало подозрения.

Потом подали легкий ужин, вина и какое-то зелье. Женщина, принесшая чашку, стояла над душой и ждала, когда же Юлиана выпьет отвар, пахший приятно травами и чем-то сладким. Вздохнув, она сделала два быстрых глотка, и почти сразу настроение улучшилось, появились силы, бодрость и, как всегда, накатила похоть.

«Опять!» — раздраженно хмыкнула.

На любые вопросы женщины отказывались отвечать, но на небольшие просьбы — принести воды или подушку, чтобы подремать, — кивали головами и исполняли. А чтобы ей лучше спалось, одна из служанок на небольшом инструменте заиграла протяжную грустную мелодию.

Разбудили осторожными похлопываниями. И как только Юлиана встала с кровати, потянулась, перед ней распахнулся портал.

— А мои вещи? — жалобно спросила она. Не для того их прихватила с собой, чтобы безропотно отказаться, но женщины не ответили ни слова. Ничего не оставалось, как шагнуть в темную комнату, не внушавшую оптимизма.

Анка ожидала увидеть многое, но только не Улаура, домогавшегося девушки. Она опешила и не знала: расплакаться или накинуться и расцарапать ненавистное лицо? И то, и другое было унизительно, поэтому, натянув подобие улыбки, застыла, позволяя воле случая решить судьбу.

Однако, увидав ее, Улаур позабыл о голой красавице и застыл, не отводя восхищенных глаз. И что бы ни твердил Юлиане ум, ни кричала гордость, сердце подсказывало, что она для него самая-самая. Только это позволило совладать с собой и сохранить достоинство. А тем временем босая красотка, топая, как слон, снесла головой картину с цветами, издала невероятный блеющий крик и скрылась за открытой дверью.

Юлиана не могла забыть ни на минуту, что Улаур собирался повеселиться с другой. Ненависть снедала ее, и даже предлог: что как только выполнит условие ведьмы, окажется дома и навсегда забудет об изменщике, как о дурном сне, — не помогал. Он только что обнимал голую девку, а теперь лез под юбку к ней. Анка сопротивлялась, с удовольствием двинула бы по наглой морде, причинила боль, чтобы хоть как-то отомстить, но он был слишком настойчив и силен, а на колкости лишь усмехался. Получив, что хотел, снова стал холодным и раздраженным и ушел, не сказав на прощание ни слова.