— Пойдем, — он махнул волосатой ручищей.

Когда вошли в большую комнату на втором этаже, трактирщица попыталась тоже проскользнуть, но пролетевший мимо сапог, с грохотом впечатавшийся в стену, напомнил Браде, что у нее много работы. Когда дверь закрылась, хозяин потребовал:

— Покажи знак, — увидев брошь, толстяк подобострастно заулыбался. — Всегда рад услужить госпоже Талазе. Чем могу помочь?

— Где живет госпожа Оули? — плотоядный взгляд Слапа скользил по фигуре, и Анка решила, что с таким типом лучше не миндальничать и не давать ни малейших намеков на слабость.

— Ютится в ветхом доме, у погоста.

— Мне надо туда.

— Не останетесь у нас?

— Еще не время, — отрезала Юлиана.

— А скажите, госпожа, вы, часом, не родственница того…

— Меньше знаешь, дольше живешь.

— Понял. Грат проводит вас.

Помогая гостье выйти из комнаты, Слап хотел было положить лапу на упругую задницу загадочной незнакомки, но она смерила его уничижительным взглядом, и ему сразу же перехотелось.

«Все ведьмы злопамятны! А эта от Талазы, да еще к другой ведьме. Вдруг наколдует чего, с этих злобных дряней станется!»

Однако эта была такой соблазнительной, особенно ее большая грудь и задница. Слап готов был пожертвовать дневной выручкой, даже больше, лишь бы увидеть эту спесивую ведьму голой.

«Ну, же, смелее! Раздразни его, и он будет послушным!» — смеялась Талаза в мыслях Анки.

«Раньше одна в голове сидела, теперь две! Что ж это делается?! Никакой свободы мысли».

«Ты не довольна?»

«Нет, что вы! С почтением и радостью принимаю любую заботу».

«С благодарностью и почтением, — поправила ведьма. — Кстати, повернись и посмотри на него с трепетом ресниц. Живо!»

Анка медленно обернулась и, окинув мужчину взглядом.

«Эй, а мне боком кокетство не выйдет?»

«Нет. Пару дней его подразнишь, а потом явится Асаар, и к тебе никто не посмеет приблизиться. Здешние дурни хоть и неучи, но что касается целости шеи и конечностей, схватывают налету. Живо шагай к Оули!»

«И все-таки это наглость!»

«Не тебе решать! Велено — исполняй!»

Теперь Юлиана готова была пустить скупую слезу в доме неизвестной женщины, только бы не возвращаться к похотливому трактирщику.

Мальчишка проводник быстро провел до окраины, но стоило увидеть покосившуюся хибару, ей стало грустно.

«Да, как только он увидит их новое жилье, настроение у него станет мерзким».

«Не то слово!» — подала вновь голос хозяйка цветочного домика.

«Ты теперь всегда будешь со мной?»

«Вот уж нет! Посмотрю, чем закончится знакомство с теткой, и пойду спать. Из-за тебя не спала два дня».

«Серьезные жертвы».

«Иди уж. Иначе придется вернуться к Слапу — сама жертвой станешь».

«Да, умеете вы, госпожа Талаза, приободрить!»

Юлиана подошла к порогу. Каждый шаг сопровождался протяжным, ноющим скрипом.

«Кто бы тут ни жил, жалко. Была фа, а теперь вот так жизнь повернулась. Куда уж более жестоко?» — остановилась у двери, подняла руку, чтобы постучать, но не решилась. Не то, чтобы испугалась, просто ей показалось, что хлипкая дверь с щелями и полусгнившими досками не выдержит бодрого стука.

«Если они знают, что я охочусь за их Асааром, — уже не любят меня. А если предстанут передо мной в такой нищете, еще и возненавидят. Надо лицо, что ли, сделать более скорбным. Ведь если впустят, это станет и моим домом!» — как только прочувствовала этот нюанс, захотелось плакать. — Здесь же холодно! И есть нечего!»

Тяжко вздохнув, снова подняла руку и осторожно постучала, — и дверь с жутким, обреченным скрипом, разрывающим сердце, отворилась. Анка думала, что сейчас увидит женщину, но перед глазами никого не было.

— Можно войти?! — спросила полушепотом и повертела головой, пытаясь рассмотреть в темноте хоть что-нибудь.

Пронесся поток холодного воздуха, и будто из ниоткуда, прямо под носом, беззвучно возникла тонкая фигура темноволосой женщины с черными, проницательными глазами. Если бы не ее спокойное выражение лица и не проступающая в чертах мудрость, Анка бы испугалась и бросилась бежать.

Моложавая женщина осматривала гостью внимательно, обращая внимание на каждую мелочь, но и Юлиана с любопытством разглядывала ее, сверяя слова Талазы со своими наблюдениями. Наконец, тетка Асаара заговорила:

— Если удовлетворила свое любопытство, можешь идти.

Юлиана выдержала паузу, подбирая слова.

— Любопытство — не грех. Грех — бесчувственность и равнодушие. Мне, правда, искренне жаль, что вам приходится жить в таком месте осенью.

Хозяйка молчала и продолжала давить взглядом. Хоть она и была гораздо ниже, но властный взгляд, сминающий волю, выворачивающий наизнанку, пробирал до дрожи.