Шрифт:
Я вытерла накатившие на глаза слёзы и, помолчав, тихо продолжила:
— Я сегодня весь день пыталась убедить себя, что ты всё сделал правильно. Что ты это делал ради меня, моих успехов. А потом поняла, что мне не нужны успехи, полученные такой ценой. Что лучше бы я экзамен провалила, чем в тебе разуверилась. Ты же был для меня идеалом. Совершенством. Рыцарем без страха и упрёка. А сегодня выяснилось, что ты — всего лишь начальник. Нет, не всего лишь. Ты — Главный Начальник.
Я выделила слово «Главный». И отвернулась к окну, чтобы не видеть понуро стоящего Стэнна, с опущенной головой покорно выслушивающего мою обвинительную речь.
— Я знаю, что я не права! Знаю! Прав ты. Всегда и во всём. Ты лучше знаешь, что, когда и с кем надо делать. И поэтому я не буду с тобой работать. Я не хочу, чтобы ты считал, что, как мой начальник, можешь единолично решать, что, по твоему мнению, будет для меня лучше. По твоему, Стэнн. Моё мнение, как я поняла, в расчёт приниматься не будет. Я так не хочу. Прости, Стэнн, но это — не для меня. Прости…
Я замолчала, и через плечо посмотрела на так и не сказавшего ни слова Стэнна.
— Я всё сказала. Ты хотел поговорить? Говори.
И повернулась к нему. Стэнн, не поднимая головы, заговорил. Я ожидала услышать в его голосе хотя бы сожаление, но голос его звучал ровно и, я бы даже сказала, отстранённо. Словно он говорил о малозначащих для него вещах, думая при этом о чём-то другом:
— Селена, я даже подумать не мог, что для тебя эта ситуация окажется такой страшной. Я действительно хотел тебе помочь. Я думал, что так будет лучше. Ты права, во всём права. Я сегодня тоже целый день думал о случившемся. И понял, что я поступил неправильно. Прости, Селена.
— Замолчи! — закричала я. Я не могла слушать эту размеренную речь уверенного в себе начальника. Мне хотелось, чтобы он показал мне свои переживания, я хотела знать, что он чувствует, так ли ему больно, как мне, а эта, как по бумажке зачитанная, речь только разозлила меня.
— Уходи. Видеть тебя не могу. Слышать не могу. Уходи!
Я упала в кресло, закрыв лицо руками, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться. Нет уж, слёз моих он не увидит. Я тоже умею держать себя в руках.
— Селена! — в голосе Стэнна, наконец-то, прорвались человеческие нотки. — Селена, прости, я дурак, я понимаю. Но я не знаю, что надо сделать, чтобы ты мне поверила.
Он опустился на колени рядом с креслом и взял меня за руку.
— Я люблю тебя, Селена. Я не смогу жить без тебя. Пожалуйста, прости меня. Я обещаю тебе, что всегда буду рядом, когда тебе понадобится моя поддержка. И никакие интересы дела больше никогда не встанут между нами. Прости, Селена…
Он замолчал. Я подняла глаза и встретилась с его взглядом. И вдруг почувствовала, что этот взгляд затягивает меня, что я проваливаюсь внутрь, туда, где бушуют сейчас эмоции Стэнна. Успела подумать: «Кажется, я хотела узнать, что он чувствует?» И в этот момент меня накрыла такая волна отчаяния, боли и тоски, что на фоне этой бури мои обиды вдруг показались мне мелкими и не стоящими внимания. Огромное чувство вины, испытываемое Стэнном, буквально расплющило меня, сдавив грудь, не давая вздохнуть. Я испугалась, что сейчас умру, не выдержав натиска этих неистовых чувств, рванулась, освобождаясь от пут этого страшного наваждения, вскочила, глотая воздух, пытаясь отдышаться. Стэнн тоже вскочил и схватил меня за плечи:
— Что случилось? Что с тобой? — В его голосе прозвучал неподдельный испуг.
Я молча смотрела на него, не в силах сказать ни слова. Так вот что скрывается за его сдержанностью. Вот что он испытывает, говоря о своей любви тоном учителя, выговаривающего нерадивому ученику. А я чуть не ушла от него, обманутая его самообладанием.
— Селена, что с тобой?
Слёзы хлынули у меня из глаз. Я уткнулась в грудь такого родного, такого любимого человека и, наконец-то, перестала сдерживаться.
— Стэнн, я так люблю тебя! Ты самый мой близкий, самый родной человек. Я не хочу тебя терять. Прости меня, прости…
И Стэнн, крепко прижав меня к себе, тоже начал бормотать:
— Селена, родная моя, я думал, что умру от горя… Я не могу без тебя. Я обещаю, что больше никогда не оставлю тебя. Прости меня, любимая.
Мы ещё долго стояли так, обнявшись, шепча друг другу какие-то клятвы и обещания, пока я, наконец, не выплакала все скопившиеся у меня слёзы и не затихла в объятиях любимого мужчины.
На улице совсем стемнело, яркие звёзды светили в открытое окно, лёгкий вечерний ветерок колыхал шторы. Обстановка была самая романтическая.
Я подняла голову и прошептала:
— Поцелуй меня…
Стэнн бережно взял меня за мокрые щёки и ласково прикоснулся губами к моим губам. И от этого, вроде бы, совсем невинного поцелуя, огонь пробежал по моему телу. Я застонала и, запустив пальцы в волосы на затылке любимого, уже сама притянула его к себе и прильнула к его губам. Стэнн судорожно вздохнул, прижал меня к себе так, что я пискнула от неожиданности, соображая, не треснут ли у меня сейчас рёбра, но тут же ослабил объятия и, подхватив меня на руки, понёс на кровать.