Шрифт:
— Ты знаешь, что такое Горькая чаша?
— Да. Я принес ее княжне Кианит.
— Она давно хотела получить ее, и я догадываюсь, для чего. Теперь это не так страшно, как было прежде, тогда, когда Чашу только создал Индомнах.
Хастингс подобрался и придвинулся ближе к решетке. Задел случайно сверток, принесенный Мархой. Подумал, и все-таки подхватил его, но разворачивать не стал.
— Чаша забирает ту плату, которую ты готов отдать. У Мархи она забрала юность, — продолжил сид. — И отчасти — рассудок у них троих.
— Зачем? — света из дыры в потолке едва хватало, чтобы видеть прутья решетки и свои собственные руки, но охотнику на фей показалось, что он различает какое-то движение в камере напротив.
— Эта история не из тех, которые можно рассказать быстро. Но времени у нас достаточно.
Бен кивнул. И снова подумал про Джил, которая сейчас брела в одиночестве через холмы Другой стороны. А по ее следам неслась воронья ведьма, будь она неладна. Хастингс зло сжал кулаки. И строго запретил себе думать о том, что земли Короля-Охотника и королевы, которая скачет в Охоте, могут быть опасны для Джил.
Однако, вопреки собственным словам, Король-Ворон замолчал. Бен не стал его окликать. Он прикрыл глаза, давая себе отдых. Как назло, снова напомнил о себе голод. Хастингс заставил себя еще раз добраться до воды и напиться. Он помнил, что без еды человек может обходиться достаточно долгое время. Кажется, месяц или что-то вроде того.
— Можешь есть, — хриплый голос из темноты заставил Хастингса вздрогнуть. — Отравы здесь нет.
— Есть вещи худшие, чем отрава, — отозвался он. — Мне и так пришлось пить воду.
Бен замолчал. Потом подумал и спросил:
— Почему они не дают тебе воды и заточили здесь?
— Потому что мертвый Король опаснее, чем живой, но пленный. Все мы умирали на Королевском камне, и только двое из нас — еще раз после того. Сколько времени мертвым во второй раз был Король-Охотник, ты знаешь. Что до Королевы Ущелий, единственной, которая не возвратилась к жизни… Я не мог бы поклясться, что она окончательно мертва.
— Как ее убили?
— Ее убил Индомнах, чародей фоморов. Это имя часто можно услышать, если говорить о скверных вещах. Мои жены старательно распаляли ненависть Королевы Ущелий и ее гордость. Никто из гвиллионов не вышел сражаться за ту, кого они прежде называли своей княгиней. Напоследок Королева Ущелий прокляла их. Но это другая история. И если позволишь, я теперь замолчу.
— Я могу как-то передать тебе воду, — хмуро проговорил Хастингс. — Черт. Да можно намочить любую тряпку!
— В этом нет нужны. Жажда мучит меня, но не так, как мучила бы человека. А мне нужен ответ на один довольно простой вопрос, и я его получу.
В наступившей тишине Хастинг услышал, как звякает поодаль чужая цепь. Зачесалось запястье под собственным железным браслетом. Бен скрипнул зубами. Положил сверток с едой возле самой решетки, так и не развернув грубую холстину.
Медленно наливалось светом небо в проломе. Какое-то время охотник на фей разглядывал серое пятно почти с надеждой, потом с отвращением дернул тянущуюся к стене цепь. Крюк, к которому она крепилась, сидел в каменной кладке крепко.
Время тянулось со скоростью обкуренной черепахи. Заснуть у Хастингса так и не вышло. В соседней камере молчали. Чтобы как-то отвлечься от тревоги за Джил и от ворчания собственного желудка, Бен принялся дергать цепь под разными углами, надеясь такими образом хоть сколько-то раскачать штырь в стене.
Когда от звона у него опять начало ныть в затылке, Бен вытянулся возле решетки во весь рост и какое время лежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к мерным толчкам собственной крови в ушах. В какой-то момент ему показалось, что он слышит чужое тихое дыхание, но потом Хастингс забылся чутким, настороженным сном.
Проснулся он уже в глубокой темноте и снова принялся раскачивать штырь в стене. Выпил еще воды, но к еде так и не притронулся.
Штырь в стене оставался таким же неподатливым, как принципы преподавателя права в колледже, где Бен учился. Сейчас это воспоминание показалось Хастингсу далеким и чужим, словно имело к нему какое-то очень смутное отношение.
Охотник на фей выругался. Посидел какое-то время в неподвижности, потом начал вслух, по памяти повторять все, что помнил еще из курса права. Потом — из курса математики. Потом ему пришлось сделать перерыв и совершить еще одно путешествие к воде.
— А ты упрямый, — сказал ему Король-Ворон, когда Хастингс снова принялся дергать цепь. Бену померещилось в осипшем голосе что-то, отдаленно похожее на одобрение.
— Угу, — буркнул он.
Цепь лязгала и гремела о стену. Шум этот болезненно отдавался у Бена в ушах и в затылке. Штырь сидел глубоко и плевать хотел на эти усилия. Король-Ворон замолчал и больше ни сказал ни слова, пока Хастингс не привалился устало к прохладному и сырому камню.
— Без пищи ты не протянешь долго, — сказал сид хрипло. — Особенно если будешь так дергаться.