— Мне так привычнее, госпожа Вэлэри, — теребила она бахрому тяжёлой изумрудной шёлковой шали, подаренной Наташей и так идущей к её отливающим золотом волосам.

Понимала, чем это было продиктовано. Руди… Он делил соседнюю камору с Казимиром.

Гензель упорствовал долго.

— А Куно? — Его широко открытые глазёнки излучали недоумение. — Он вернётся, а меня нет.

— Его сразу же принесут сюда, — уверяла пфальцграфиня, беспомощно поглядывая на Фиону.

Недавно они обсуждали, куда мог пропасть кот.

— Да куда угодно, — пожимала плечами Рыбка. — Могли собаки порвать или попал под копыта лошади, под колесо телеги.

— Да, был бы жив, давно вернулся бы. — Горестно вздыхала в ответ Наташа. — Что делать будем? Принести ему нового котёнка? Или щенка?

Так и остался вопрос открытым, а Гензель продолжал ждать друга.

Пристроившись у приоткрытого окна одного из номеров второго этажа, Наташа, оставаясь в тени, изучала аристократов, возбуждённо переговаривающихся перед высоким широким крыльцом таверны. Она никого не знала, не считая Корбла, Элли и семью Хильдегард, прибывшую в полном составе. Показалось удивительным, что её муж Лотэйр принял приглашение и сейчас, прохаживаясь среди приглашённых, присоединялся с разговорами то к одной группе беседующих, то к другой. Его не чурались. Одилия, розовощёкая и взволнованная, от этого ставшая очень привлекательной, в новом модном платье с одолженной у мачехи большой золотой брошью на груди, под неусыпным вниманием компаньонки — тётушки Махтилдис, исподтишка засматривалась на молодых мужчин, явно выискивая среди них знакомых.

Наташа погладила ткань своего скромного тёмно-зелёного глухого платья, впрочем, из недешёвой ткани, коснулась узкого ворота. Мамина брошь с жемчугом подошла бы сюда идеально. Вздохнула: «К чему всё это? Не положено простой бедной девушке выряжаться в золото и жемчуга. Да и не для кого».

А Одилия тем временем оживилась, выпрямилась, расправила плечи и приподняла подбородок. Проследив за её застывшим взором, пфальцграфиня заметила входящих в открытую калитку Витолда с бабушкой, бережно им поддерживаемую им под руку. Стоящие охранники, вытянувшись в струнку, поприветствовали высокопоставленных гостей, задерживая, желающего проскочить за сопровождающими семью пфальцграфа людьми, неказистого человечка в одежде бюргера, требуя от него предъявить приглашение.

Наблюдая за этим, девушка ещё раз похвалила себя за идею с пригласительными.

Пфальцграфиня Ретинда фон Ашберг — высокая, величественная, как и её внук, благосклонно улыбаясь, принимала приветствия городской знати, спешащей засвидетельствовать своё почтение.

Что Одилия? Наташа вернулась к ней. Блондинка вытянула шею и, не спуская глаз с мужественной персоны вельможного пана, потянула тётю Мах… Матильду в его направлении.

— Вау! — Не удержалась от возгласа хозяйка таверны. Одилия не теряет надежды вновь завоевать сердце красавца? А что же он? Подалась вперёд, высматривая, на кого тот обратит внимание.

Усмехаясь, осторожно продолжала смотреть «бразильский» сериал с разгорающимися страстями. Вот так, оставаясь незамеченной, можно узнать многое из жизни вельмож — кто кому симпатизирует, кто кого ненавидит.

Витолд, проводив бабушку и усадив её на один из стульев, образующих ряд перед крыльцом и предназначенных для важных особ, поспешил вернуться к калитке. Уточнив что-то у охранников и благодарно кивнув, оставаясь позади приглашённых, пробежался взором по спинам знати, и начал повторный осмотр, более тщательно изучая женские фигуры.

Наташа хмыкнула. Его сиятельство вёл себя как обычный мужчина, попавший на светское мероприятие.

Направившись к посадкам высокого кустарника и попутно избавившись от навязчивого внимания немолодой расфуфыренной семейной пары, Витолд, заняв за ним боевую позицию, с высоты своего роста, повторно пройдясь по гостям и досадливо поведя головой, словно ему мешал тугой ворот, внимательно обследовал здание таверны, задерживая взор на окнах первого этажа.

Девушка, заметив, что его глаза, метнувшись на уровень второго этажа, приближаются к окну, за портьерой которого она стояла, спряталась за ней. Сделав небольшую щель между рамой и плотной тяжёлой тканью, продолжила наблюдение за «объектом». Исследовав окна второго этажа, вельможный пан, пригладив и без того безупречно причёсанные волосы, поменял дислокацию, выйдя из укрытия и неожиданно столкнувшись с Одилией, раскланялся с ней, поцеловав руку и, вероятно, сделав комплимент. Та потупила взор, промямлив что-то в ответ.

Когда пфальцграф скрылся за углом здания, Наташа раздражённо констатировала: «Пошёл изучать здание с тыла». То, что он появился здесь, да ещё с бабушкой, вызвало не только удивление, смешанное с приятным покалыванием в груди, но и опасение — нужно ли ждать подвоха с их стороны? Чем таверна заслужила такое внимание? Причём, в то его посещение любопытство уже было удовлетворено. Или нет? После второго и последнего визита в свой бывший дом, она никак не ожидала посещения сиятельной семьёй их скромного фуршета.

Зато Эрих, довольный оказанной честью «сливок общества», чувствовал себя на седьмом небе от счастья. Его приподнятого настроения не портил распухший нос и растёкшаяся под глазами синева, стараниями Наташи припудренная тонкомолотой мукой и не так привлекающая внимание. Он, набегавшись среди гостей, пожав и перецеловав множество рук, стоя на крыльце в обществе герра Уца и городского судьи Христофера фон Шмидта, с особенным благоговением взирал на его жену и герцогиню фон Мидем, пфальцграфиню Ретинду фон Ашберг и других не менее знатных дам, сидящих в первом и единственном ряду. Мелькнуло одеяние вишнёвого цвета, и к ним присоединился всеми уважаемый епископ Эберхард.