Ступенька содрогнулась еще раз.

Значит, это не мои ноги подкосились сами собой? Это где-то обвалилась груда камня? Позади? Или... впереди?

Тело жалобно ныло и сопротивлялось, но все-таки поднялось. Шаг за шагом вверх по ступеням... Вверх на несгибающихся деревянных ногах... Вверх, держась за холодный шершавый камень стены... Вверх, шагнуть на ступень, разогнуть колено, подтянуться то ли на ногах, то ли на руках... Один, два... пять... пятнадцать... тридцать два...

Я шла и шла, не помня себя, не зная себя, слыша только безумный счет, который вела пройденным ступеням. Когда слева от меня стена заканчивалась, я бездумно перекладывала тлеющий, с каждым шагом удивительно тяжелеющий факел в другую руку и переходила на правую сторону. Когда стены исчезали с обеих сторон и лестница казалась зависшей над безбрежным озером тьмы, я ползла по ступеням, как несмышленное дитя, учащееся ходить. И все равно я шла. Вот только когда впереди неожиданно замелькали огни и послышались крики, я поняла, что дальше идти не могу. Враги там или друзья, я все равно убежать не сумею...

Чьи-то руки бережно помогли мне подняться, но когда кто-то попытался поднять меня на руки, оказалось, что силы у меня все же оставались.

А где-то впереди ждал Ипарт. От одного сбежала - к другому попала.

Жизнь весела!

Языки пламени лениво лизали догорающие угли, далекий вход в пещеру потемнел до кромешной темноты, а мои любезные союзники который час спорили и не могли придти к единому мнению.

Я сидела, прислонившись к стене пещеры, подвернув под себя ноги и укутавшись в огромный теплый плащ. Уют короткого мягкого меха навевал сон, который не могли развеять даже горячие споры окружавших меня четырех мужчин. О чем спорить? Разве и так все не ясно?

Где-то на краю моего полудремлющего сознания билась тревога за Ктобу, оставшегося на бесконечных лестницах под Грейлом, и сожаление из-за того, что мы бросили Орфика - старик где-то задержался в своих поисках Старого Хубы, а нам пришлось уезжать из Катуллы так быстро, как только это было возможно. У выхода с лестницы, ведущей к лабиринту, меня ждал не только Ипарт. Мрачной тучей над связанными подельниками Кузнеца и парочкой шемовых Писцов, стороживших вход, нависал Тирдал, лишь по случайности задержавшийся наверху. Увидев меня выбирающейся из изнуряющего похода по ступеням, он коротко кивнул Ченео и Крилу, и гвардейцы мгновенно оттеснили людей Ипарта, встав по обе стороны от меня.

– Нужно уходить, и побыстрее, - только и сказала я. У мрачного Блистательного хватило выдержки ни о чем не спрашивать. А уже через час мы вчетвером мчались из Грейла к внушительным Восточным вратам, неузнанные и неприметные. В долине к нам присоединились еще пятеро вооруженных до зубов воинов, знакомым мне был лишь один - латник, лихо созывавший в Грейле ополчение на борьбу с Горностаем.

Еще через несколько часов мы миновали неприметный проход в узкое извилистое ущелье и расположились в небольшой пещере. Но только поздно вечером стороживший проход Крил привел следовавших за нами Писцов. Их было с десяток и они считали себя хозяевами положения. Я их не разубеждала, но с тех пор, как мы опустились у костра, многое изменилось.

Пещера была огромной, чуть вытянутой дугой и, как ни странно, довольно обжитой. Здесь было, как лаконично объяснил мне Тирдал, одно из дальних убежищ Соколиного отряда Блистательных: в соседней долине Бертат время от времени любил поохотиться Надорр, там же был охотничий дом, устроенный как небольшая крепость. А эта скрытная и мало кому известная пещера - на всякий случай. У Соколиных много таких мест было в восточной, близкой к Шелвахаре части Субейи и о них предпочитали не болтать.

В пещере было три круглых очага, сложенных из камня, несколько грубо сколоченных деревянных лежанок, кое-какая посуда, огромные каменные корчаги, заполненные застоявшейся водой, и немного съестных припасов, пролежавших здесь, судя по твердости сухих лепешек и покрытых плесенью полосок вяленого мяса, около года - со времени вторжения ренейдов запасы вряд ли меняли. Поодаль были устроены стойла для лошадей с пластами вполне еще годного сена.

Мы впятером сидели у самого дальнего очага. На тот редкостный случай, если Надорру придется когда-либо сюда заглянуть, этот очаг располагался поодаль от остальных, в глубине пещеры на естественном возвышении. Его окружали три лежанки, покрытые толстой шерстяной тканью. Покрывала были старыми и выцветшими, но было очевидно, что ими никто не пользовался уже очень давно: слой пыли, покрывавший их, превратил синюю ткань в насыщенно серую.

Я заняла самую широкую лежанку, стоявшую у стены, уселась, подвернув ноги, завернулась в плащ и откинулась назад. Рядом со мной не рискнул сесть никто; Ипарт, выразительно блеснув темными глазами и хищно улыбнувшись, подошел и приопустился было..., но встретил мой ничего не выражающий взгляд и мягко сел на лежанку справа, рядом с пожилым Писцом, назвавшимся Хоритом. Напротив меня сидел Тирдал, его хмурое лицо покраснело еще более обычного - то ли от ветра, бушующего снаружи, то ли от злости. А злиться у него были причины: за время нашего пути я коротко рассказала ему, что произошло с того момента, как я вышла из гостиницы вчера вечером, но рассказала недостаточно подробно, чтобы он был удовлетворен. Слева от очага примостился Ралф Сналл, некогда комидар, средний офицерский чин Армии Севера, а теперь командующий внушительным горским ополчением, собираемым в соседних долинах, скрытых от удара ренейдов хорошо укрепленными перевалами, узкими ущельями и маленькими крепостями.

Мои союзники спорили. Ипарт был столь любезен, что позволил своему человеку рассказать нам всем то, что известно Шолху о Существе. Этот жест несомненно должен был показать готовность Писцов к союзничеству, что меня, признаться, удивляло и заставляло задуматься: что от меня, лишенной власти, горстки воинов и гвардейцев может ждать маг такого уровня как Ипарт?

Удивил меня и Хорит. Первое впечатление - невысокий худощавый мужчина лет пятидесяти с длинными седыми волосами, усталыми голубыми глазами и скорбно опущенными уголками тонких губ показался мне хмурым, отстраненным и слегка боязливым - было обманчивым. Настороженность по мере того, как Хорит рассказывал, не исчезала, а лишь усиливалась, он стал похож на гончую, взявшую след и переставшую обращать внимание на что-либо другое; опасный огонь, загоревшийся в его глазах, разогнал хмурость на его худом, почти изможденном лице, а горячность, с которой он говорил, откровенно пугала. Ипарт заерзал и все чаще стал бросать на него предостерегающие взгляды, но тот игнорировал обеспокоенность собрата. Мне не трудно было догадаться, что согласия между Писцами нет, а вынужденное обращение к людям низшего порядка, "немагам", поддерживается не всеми. Тогда почему Хорит это делает?

Рассказ Писца оказался не просто познавательным. Тирдал и Ралф едва сдерживали неприятное удивление, да и я, признаться, поняла для себя много нового.

Как оказалось, сказания о Рубейт Се'заане Держащем-Нити-Жизни, появились задолго до того, как в этих местах родилась легендарная Ла-Китта. От них осталось не многое, всего несколько рукописных копий манускриптов, разбросанных по Северу и югу Маэдрина. Из этих сказаний ясно было одно: однажды уже такое случалось - Рубейт Се'заан правил этим миром. Его империя большей частью простиралась на юг, до середины нынешнего Маэдрина, а столица лежала в горах Бутта недалеко от Шолха - теперь от нее не осталось ни камня. Дошедшие доныне строки об этом правлении дышут таким страхом и отчаянием, на какое только способен человеческий язык. Это было время насилия и жестокости, время человеческих жертв и рек крови. Реальных свидетельств о том, что происходило тогда, осталось слишком мало, и одним из них было заброшенное святилище Рубейт Се'заана, найденное около полусотни лет назад в горах близ Шолха. То, что обнаружили написанным на стенах - рисунки, посвящения, воззвания, описания ритуалов, подтвердило многое из того, что было в сказаниях. Но добавило и то, о чем не хватило человеческих слов: слугами Рубейт Се'заана были не люди, а некие чудовищные твари, смертоносная помесь летучей мыши, козла и человека. Безжалостные и исполнительные слуги делали то, при виде чего содрогнулся бы самый искушенный человеческий убийца...