А заглянуть за скалу очень даже хотелось, даже несмотря на то, что меня могли увидеть с дороги и разрушить всю нашу тщательно выстраиваемую скрытность.

Там, справа, у входа в расщелину, на очищенной от камней ровной поверхности прибывшие около часа назад Писцы споро чертили некие фигуры. Линии рисовались каким-то белым порошком, хорошо заметным издали, но был ли то песок, я не знала. В центре фигуры лежал предмет, похожий на обычный камень, бурый камень, извилистые линии расходились от него, заворачиваясь множественными спиралями - от взгляда на них у меня почему-то начинала кружиться голова. У дальней стены, плавно уходящей в расщелину, сидели связанные люди, чуть меньше десятка. Оборванные и злые, они молча и недоуменно взирали на то, что создается прямо перед ними, но сопротивляться не решались: судя по окровавленным одежкам многих из них, бунт в рядах пленников пресекался жестоко.

И я взирала на ренейдов холодно и равнодушно. Я понимала, что ждет их и еще несколько десятков человек, укрытых дальше в пещере под надзором людей Ралфа, но жалости не испытывала. Это они пришли завоевателями на нашу землю, им и расплачиваться.

Писцы - а было их дюжины две - спешили. По нашим расчетам, Лион и его компания вот-вот появятся на этой дороге, а тогда будет ценна каждая минута.

Лион выбрался из лабиринта на несколько часов позже, чем его ожидали. Сначала это объяснили тем, что Существо не настолько сильно, как того ожидали, однако вскоре стало понятно - просто Лион не торопится. Люди Ипарта, оставшиеся в Грейле, осторожно следили за собственными братьями, переметнувшимися на сторону Рубейт Се'заана, а оттого мы знали о каждом их шаге.

Лион не бросился вон из Катуллы, как того боялся Ипарт. Он остался еще на день и две ночи, отправив своих людей методично прочесывать Грейл и его окрестности. И только когда окончательно выяснилось, что меня в городе нет, он отправился в путь. Но и тогда он не торопился. Он позволил задержать себя на первой весенней ярмарке, что была устроена в долине. Он не стал лезть напролом через неожиданно заваленный оползнем перевал, а пошел по единственно возможной дороге в обход. Лион и его люди не стали ввязываться в стычку с откуда-то взявшимися ренейдами, а тихо переждали в стороне, пока отряды киттов не разобьют их. Лион неторопливо продвигался вперед как человек, которому некуда спешить и которому ни к чему неприятности в дороге. И эта удивительная покорность и миролюбивость настораживала не одну меня.

Нумерии Ралфа, умело скрытые в засадах в этой и соседней долине, так и оставались на своих позициях: поскольку Лион не спешил, а Писцы были уже на подходе, задерживать его силой не пришлось.

Лион неуклонно и неотвратимо шел в ловушку с покорностью наивного козленка, ведомого на встречу с голодным волком, а это казалось не просто странным. Хорит, в последнее время частенько приходивший поделиться со мной последними известиями, глубокомысленно кивал и вещал что-то о безрассудстве и неосторожности, которые ударили в голову почувствовавшему себя непобедимым Лиону. Ипарт, правда, был куда более сдержан в своих оценках, но и он ничего странного в поведении Существа не видел. Я же едва сдерживала прущую наружу тревогу, хотя видимых причин для этого не находила.

Моя правая рука, Тирдал, был где-то далеко: устраивая вместе с Ралфом и его людьми засады, мелкие ловушки, которые задержат, но не вызовут подозрений Лиона, он сновал по окрестным долинам, а между делом успел снестись с Блистательными, отряды которых из самых северных долин Субейи успели промаршировать на юг и были где-то совсем неподалеку, и теперь не без опасений ждал их ответа. Я надеялась, что письмо, написанное моею собственной рукой, убедит гвардейцев поверить мне и Тирдалу, однако сам Блистательный уверен в этом не был. Своих сотоварищей (или бывших сотоварищей) он знал лучше меня.

Моей связью с внешним миром оставался Ченео; несколько воинов, приставленных ко мне Ралфом, бросались исполнять каждое мое желание еще раньше, чем я успевала его произнести, и страшно гордились своей службой самой Надорре. В том, что я не ношу нынче этот титул, я им не напоминала, а они и слышать не желали. Комидар пытался прислать ко мне в помощь и несколько женщин, но я отослала их, чем заслужила недоуменный взгляд Ралфа и легкую понимающую ухмылку Тирдала. В эти дни я сняла платье госпожи и одела мягкие горские штаны и непритязательную длинную тунику с разрезами по бокам - в них куда удобнее лазать по скалам и ездить верхом, и меня совершенно не волновало, что по этому поводу скажут мои придворные дамы или их высокородные мужья.

Я снова становилась той Надоррой, которой привыкла быть. Вот только теперь меня это не утешало.

Внизу послышались негромкие, но резкие слова команд. Расслабившиеся в ожидании воины встрепенулись, тихо зашелестели готовящимся к бою оружием.

Началось.

Далеко справа, на пыльной дороге, едва-едва вывернувшейся из-за высокого, похожего на вздернутый вверх палец утеса, показались всадники. Они ехали неспеша, по двое, лошади мерно взбивали копытами каменную крошку и мелкие камешки, оставляя за собой густое пыльное облако.

Впереди ехал Лион, по его правую руку - Шема. Они улыбались и переговаривались.

Столь мирная картина никак не вязалась с засевшей впереди засадой. И Лион, и Шема... признаться, я к ним так привыкла, что едва не захотела крикнуть и предупредить о том, что ждет их впереди... Они ехали столь спокойно и уверенно, столь безмятежно, что в голову ударила шальная мысль: а вдруг мы ошибаемся? А вдруг это нас заставили поверить в то, что Лион - славный, милый лорд Лион Лиэтта - враг? А если это не его, а меня сейчас, в настоящий момент, загоняют в ловушку? И наивный бедный козленок - вовсе не Лион?