А мисс Полл, окинув взглядом на нём знакомые брюки цвета спаржи и хлопковый свитер одного из оттенков маренго, который видела впервые, вспомнила, что, живя с этим мужчиной, периодически подвергалась коллапсам эстетического восторга. Эти внезапные порывы настигали её в самые различные моменты, иногда исключительно и досадно неподходящие. И даже привычка к его внешности не помогала — красота Андрея выходила на самый передний план, на авансцену. Все остальные, пусть и очень глубокие, и интересные, качества этого витиеватого человека будто прятались за спину его внешности, устраивая той своеобразный бенефис. Эти приступы как появлялись, так и исчезали сами по себе, но урвать момент и задохнуться от восхищения Тэсс всё же удавалось.

Так и на этот раз.

«Господи, и как он таким получился? Где таких делают?» — довольно привычно удивилась она, невольно поймав в поле зрения ещё и его руки.

Хорошо выглядишь, — выпив почти всё, Андрей поставил остатки молока на журнальный столик.

Она моргнула. Один раз.

«Ну, здравствуйте, — вытянулось её лицо. — Я тут им любуюсь… а он…»

Вынув из контейнера Занозу, хозяйка стиснула в руках свою любимицу и зарылась лицом в её пушистость:

— Привет.

Девушка уже хотела поблагодарить за комплимент, но тут мозг прострелило догадкой, что, возможно, Андрей иронизирует по поводу её одежды. Констанция моментально отпустила кошку.

— Это мамин халат. Я сейчас переоденусь, — подскочила с места и ринулась в свою комнату.

— Тэсс! — протянул к ней руку мужчина. — Сядь.

— Я быстро.

— Нет, я не понял, мне насильно тебя останавливать? — выпятил грудь и развёл руками он. — Я и так только что с родительского собрания. — Обречённость с голоса Андрея разве что не капала.

— Что? — нахмурилась девушка.

— Сестра Джо заканчивает школу, — поморщился он так, будто речь шла об огнестрельном ранении от сорок пятого калибра.

— Оу, — спохватилась Тэсс. — Да. Я забыла. Моё сочувствие тебе.

— Угу.

Поджав губы, она присела на край кресла напротив гостя. Медленно подняла голову и даже слегка вскинула на него подбородок. Тэсс чувствовала, что Андрей совершенно преднамеренно держит эту энергетику отчуждённости между ними, давая возможность ей самой сделать первый шаг.

«Не хочет давить на меня».

У неё имелось, что ему сказать, высказать — тоже, но ведь перед ней не кто иной, как Дексен. Этот гражданин может обвести вокруг пальца в разговоре, даже если это будет её монолог, поэтому должен заговорить первым. Кстати, мужчина никак себя не выдал, не сболтнул лишнего — если вообще на такое способен, — да, по сути, ещё почти ничего не произнёс, но Тэсс уже поняла, что он в курсе всего и вся.

От волнения забралась рукой себе в волосы и перекинула их с одной стороны на другую. В маминой квартире с ней сидел тот самый Андрей, которого она любит, обожает до смерти, для которого готова выиграть в «Факторе страха», но именно это делает отношения с ним неимоверно сложными. Выражаясь гастрономическим языком, в этом блюде нужно постараться идеально выдержать все пропорции и соблюсти малейшие технологические тонкости — ингредиенты, интенсивность перемешивания, время настаивания и температуру термообработки. И для Констанции надавить на саму себя и уехать с ним в Нью-Йорк сейчас — всё равно что съесть любимые отбивные в кукурузных хлопья сырыми, не прожаренными.

Она знала, Андрей всё это чувствует — иначе и быть не может, — именно поэтому и привёз Занозу.

Кстати, Заноза, стоически и с великодушием истинной королевы выдержав все экзекуции и получив свободу, приступила к ревизии помещения, не мешкая. Перестановки, новые покрывала на креслах, другой звук у тикающих часов, непонятный запах, которым помыли полы — да мало ли забот у «деловой женщины».

А мистер Дексен тем временем смотрел на свою девушку и убеждался, что возвращается та Констанция Полл, которую встретил почти год назад здесь же. Да, сейчас, при встрече, она сгруппировалась и насторожилась, но той собранностью, которая не успела измучить. В девушке не чувствовалось привычки к напряженному состоянию. Скорее всего, подавляющее большинство времени она расслаблена и спокойна.

На глаза попались её раскрасневшиеся и размякшие от стирки руки.

«Не помню, чтобы у меня стирала руками. — Мужчина хотел было уже зависнуть, но передумал, ибо тут имелось ещё много чего интересного. — Рукавчики по локоток закатаны».

В голове, одна за другой, мелькнули картинки из фильмов с кухарками да прачками на заднем дворе какого-нибудь графа или виконта века эдак семнадцатого, восемнадцатого.

«Халат этот. Не помню на ней халатов. Чёрт, чепца не хватает и деревянных башмачков Синдереллы. — Нутро прострелило болью. — Её дом здесь. Она здешняя. — Захотелось закрыть лицо руками и хорошенько застонать. — Херня какая-то».

Сколько силы нужно приложить к ней, чтобы удержать? И сколько к себе, чтобы отпустить? И если отпустить, то что это значит? Он принял тот неоспоримый факт, что ей лучше здесь, или же боится, что ей очень плохо будет там?

Надавить на неё? Заставить? Спеленать как младенца и вернуть в Нью-Йорк? А дальше что?

Тогда отпустить? Или всё-таки привязать к себе? Что правильней? И для кого? Как поступить?

— Тебе хорошо здесь, — заговорил Андрей, чтобы в своём внутреннем монологе не погрязнуть излишне глубоко. Его интонации походили на вывод из долгого разговора.