"Время — высшая ценность". Этот закон един для всей Часовой Империи, поставившей время себе на службу. Здесь общество подобно часовому механизму, а механизм — людской душе.
Коул — простой мальчишка с механического завода, всего лишь мечтавший строить машины. Но в один далеко не прекрасный день спокойной жизни вдруг приходит конец. Пришло время бежать и таиться, искать ответы и разгадывать тайны — чтобы спасти себя и верного друга! Двоих мальчишек затягивает в шестерни великого заговора, перемалывающего людские жизни и судьбы; и нет другого пути, кроме борьбы…
Словарь часовых терминов
КРАТКИЙ СЛОВАРЬ ЧАСОВЫХ ТЕРМИНОВ
*Анкервилл: Анкерная вилка — деталь в часах, передающая движение с ходового (анкерного) колеса на маятник.
*Бушонск: Бушон — металлическая оправа для часового камня.
*Вельцвальд: Вельцмашина — устаревшее название зубоотделочного станка.
*Вест-Шатонск: Шатон — часовой камень в латунной круглой оправе.
*Гномония: Гномон — вертикальная деталь в солнечных часах, отбрасывающая тень-"стрелку" на деления циферблата.
*Жакемарбург: Жакемары — подвижные фигурки на циферблате часов, приводимые в действие работой механизма.
*Клепсиполь: Клепсидра — водяные часы.
*Клокштадт: Clock — "часы" (англ.)
*Фузейн: Фузея — деталь часового механизма конической формы, передающая движение от заводной пружины на главную колесную систему часов и выравнивающая крутящий момент.
*Хорбург: Hora — "час" (лат.)
*Храповицы: Храповик — зубчатое колесо с несимметричными зубьями, предназначенное для одностороннего вращения.
*Цангель: Цанга — цилиндрическая деталь, крепящаяся к опоре маятника.
*Шато-Турбийон: Турбийон — сложный дополнительный механизм часов, служащий для компенсации притяжения Земли и увеличение точности хода.
*Эст-Карильона: Карильон — механический музыкальный инструмент, состоящий из колоколов и монтируемый на часовых башнях: вызванивает мелодии перед боем часов.
Пролог
С неба сыпал мелкий дождь.
Тяжёлые тучи плыли над болотами, окутанными ночной теменью. Бледная луна изредка проглядывала в прорехах, озаряя безрадостный пейзаж — чёрная топь да островки, сплошь заросшие кущами белёсых грибов. Сквозь туман вдалеке мерцали огни: то ли обманные болотные огоньки, то ли отсветы ламп и факелов…
— …Живей! Шевелитесь, жабы!
Колонна каторжников понуро тянулась по наплавному мосту под дождём. Мост из плотов был огорожен канатными перилами и освещён фонарями: блики рябили на чёрной воде. По склизким доскам нестройно шлёпали босые ноги. Грязные, полуголые люди шли чередой, согнувшись под тяжестью плетёных корзин за плечами.
— Не задерживай! Пошли, пошли!
Стражи подгоняли их бранью и тычками. Все как один крепкие и дюжие, в лоснящихся от дождя плащах из рыбьей шкуры, с шестами-"жигунами" в руках. Стражникам не терпелось загнать людское стадо за «колючку» и укрыться от дождя и ветра в казарме, где сухо и греет печка.
— Поживее, пиявкины дети! Вперёд… Куда?
Движение колонны застопорилось: исхудалый пожилой сборщик, захлёбываясь кашлем, рухнул на колени. Корзина опрокинулась, вывалив на плот скользкие, бесцветные грибы. Двое стражей подскочили к упавшему и ткнули его шестами — тот захрипел, забился в судорогах.
— Встать! Встать!!! Бегом грибы собрал, падаль!
Дёргаясь от боли и кашля, сборщик жалко ворочался на мокром настиле, сгребая в корзину груз. Один из каторжников — костлявый, бледный парень со слипшимися от дождя рыжими волосами, в которые на левом виске была вплетена нитка бусин — присел рядом, молча помог ему собрать грибы и подняться. Остальные, не глядя, обходили их и спешили мимо.
Лагерь раскинулся на острове среди топей. Сторожевые вышки по углам, огораживающие бараки, а между вышками всё заплетено шипастой лозой. Любая колючая проволока в болотной сырости проржавеет — но не живая лоза, крепкая, как железо. У причала сиял огнями катер-болотоход с парусиновым навесом над палубой.
— Не толпиться! По очереди! — недовольно покрикивал учётчик, мелкий тюремный чиновник: плащ наброшен поверх мундира, на лице — маска для защиты от болотных испарений. Возле трапа катера застыли стражники с взведёнными ружьями.
Сборщики один за другим всходили по трапу и вываливали на палубу свой груз. Груда влажно блестящих грибов росла, учётчик черкал в планшете. Наконец последний из каторжников сошёл на берег. В недрах болотохода ожил двигатель, за кормой захлюпало гребное колесо; катер отвалил от берега и поплыл через протоку, рассыпая блики огней по воде.
…Колонна втянулась в ворота лагеря. Вокруг темнели одинаковые бараки, больше похожие на палатки — деревянные каркасы, обтянутые брезентом. На болотах всё быстро гнило и ржавело. Одна лишь казарма стражи была выстроена из кирпича.
— Ужин! Ужин, жабье племя! — Зазвенел гонг, и усталые люди потянулись на зов. Посредине территории под навесом возвышалась печь: кирпичный купол, внутри которого гудел огонь. Глиняные трубы от печи расходились в бараки, служа отоплением.
У котла на раздаче, как всегда, стоял Хрущ — ветхий старик с жидкими седыми волосами и вечно шмыгающим багровым носом. Хруща на болота упекли неизвестно когда и невесть за что. На сбор грибов или ловлю жаб его не выгоняли по дряхлости, и в лагере он был на подсобных работах. Дрожащими руками держась за черпак, старикан помешивал похлёбку в котле.