Каторжники выстроились в очередь, угрюмо поглядывая по сторонам. Далеко за оградой мерцали в воздухе огни, и время от времени прорезывали тьму блеклые росчерки света. Там, над топью, зависли на привязи воздушные шары, обшаривая протоки и острова лучами прожекторов… В ожидании кормёжки заключённые ёжились на холодном ветру, некоторые уселись на землю, обирая с ног чёрных, жирных от крови пиявок.

— Эй, слышь! Пьявиц не выбрасывай! В похлёбку кинем, наваристей будет! — сипло пошутил кто-то. В толпе заржали, другие цыкнули на шутника, а ближайший сосед даже сунул ему в рёбра локтём.

В бараке царила тьма, и лишь «лампы» под потолочными балками — плетёнки из лозы, набитые светящимися грибами — рассеивали её тусклым, голубоватым свечением. Вымотанные тяжёлой сменой каторжники забирались в гамаки и кутались в потрёпанные одеяла. Одни перешёптывались, другие зевали и почёсывались, в дальнем углу вспыхнула было потасовка, но почти сразу утихла… Вскоре барак погрузился в сон.

Прошло немного времени, и один из гамаков качнулся: рыжий веснушчатый парень откинул одеяло, встал и бесшумно прошёл мимо храпящих и стонущих во сне каторжников к нужному гамаку. Свернувшийся под одеялом человек простужено сопел во сне.

Юноша тронул спящего за плечо и шепнул:

— Хенглаф!

Старик Хрущ дёрнулся и охнул — но крепкая рука тотчас зажала ему рот. Склонившись, парень разжал кулак, и светлячковый гриб на ладони озарил его лицо во тьме.

— Кто ты? — выдавил старик, едва незнакомец убрал руку. Пригляделся, сощурившись. — Ржавый? Чего вам… тебе надо?

— Куда важнее, кто ВЫ, — прошептал юноша, прозванный в бараке Ржавым. — У меня к вам дело, Хенглаф Дрейк. Или прикажете к вам обращаться «Ваша точнейшесть», как встарь?

Старик мелко задрожал.

— Нет, — пробормотал он, сжавшись и натянув одеяло. — Нет, прошу! я всего лишь Хрущ, старый Хрущ! Пожалуйста, оставь меня…

— Тихо! — шикнул Ржавый. — Спокойно, Дрейк. Мы хорошо знаем, кто вы и за что вы здесь. — От этого «мы» старик почувствовал себя совсем тоскливо. — Ваши бывшие хозяева вас предали, а у нас к ним счеты.

Повисла пауза; наконец старик поднял глаза. Что-то в его лице неуловимо изменилось.

— У меня нет и не было «хозяев», — выговорил он, и голос его прозвучал оскорблёно — совсем не похоже на него, вечно забитого и тихого. — Всю жизнь я служил одной лишь науке! И те, кто подло присвоил мои достижения… — Он взглянул на юношу исподлобья. — Чего ты от меня хочешь?

— Не так уж много. — Ржавый провёл пальцем по брезентовой стенке. Очертил круг, потом черкнул внутри него крест-накрест… Дрейк проследил за его движениями и вздрогнул.

— Нет, — пробормотал он. — Это не обсуждается. Я просто не могу!..

— Отчего же? Ведь это ваше детище. Или память подводит вас?

— Вот уж на память я никогда не жаловался, молодой человек, — снисходительно заметил старик, всё более походивший на того, кем был когда-то. — Я даже помню, как были расставлены книги на полках — хоть ни книг, ни кабинета у меня уже давно нет… Но того, о чём ты просишь, я дать не могу. Этот секрет не для людей.

— Разве? Когда-то вы уже дали его людям.

— И никогда себя за это не прощу! — Старик подавился шёпотом и закашлялся.

— Послушайте, Хенглаф, — юноша крепко взял старика за плечо. — Вы сами знаете, чем обернулось ваше открытие. Машина, которую они запустили, перемалывает всё больше жизней. Мы хотим это остановить — неужели вы нам не поможете? Хотя бы ради мести?

— Мести? — усмехнулся Дрейк. — Я догадываюсь, о ком ты говоришь «мы», парень. И я не дурак, чтобы верить в успех вашего дела. — Шёпот его звучал надтреснуто. — Змей свернулся кольцом вокруг нашей страны, но всякий, кто сразит его, сам обречён стать змеем. Вы лишь прольёте ещё больше крови…

— Ну, хватит! — резко оборвал его Ржавый, чуть громче, чем следовало бы. Осёкся и прислушался, но никто, вроде бы, не проснулся. — Вы причинили столько зла, Дрейк — а теперь не хотите помочь нам остановить тех, кто сделал это с вами? Сделал это с нами всеми? — Парень вскинул левую руку: запястье было замотано грязной тряпкой.

Старик отвел взор и тихо вздохнул.

— Ладно. В конце-то концов… Помоги встать, боец. — С помощью Ржавого он выбрался из гамака и опустился на колени: юноша присел рядом. При свете гриба Дрейк пальцем начертил на грязном дощатом полу круг, потом уверенно начал обрисовывать его сложными линиями и значками. Ржавый затаил дыхание, впившись глазами в рисунок.

— Ещё одно, молодой человек, — прервавшись, шепнул Дрейк. — Ты же понимаешь, что я не просто так согласился помочь вам?

— Ну, конечно… Чего вы хотите?

— Ты прав, парень: я принёс в мир слишком много зла, — проворчал старик. — И слишком давно прозябаю на этих болотах. Болит всё, что можно, кашель душит, встать из гамака — уже подвиг… — Он поднял глаза на юношу.

— Свобода. Вот чего я хочу, понимаешь? Освободи меня, сынок.

Помедлив, Ржавый молча кивнул.

— Хвала Вечности, — тихо промолвил Дрейк.